Главная страница | E-mail

Удовлетворение влечения и отказ от него

 Немецкие психоаналитики, пытавшиеся осуществить унификацию психоанализа — будь то из-за буржуазности собственной натуры, будь то под большим давлением поли­тической ситуации в Германии, — приводили в оправдание своего поведения, не совместимого с наукой, как раз такие цитаты из работ Фрейда, в которых, как им казалось, можно было еще в догитлеровские времена усмотреть обоснование их стремлений к унификации. И действительно, в трудах Фрейда имеются формулировки, лишающие клинические открытия психоаналитиков свойственной им взрывчатой силы, их революционного по отношению к современной культуре воздействия. Это цитаты, выражающие во всей глубине противоречие между естествоиспытателем и буржу­азным философом — исследователем культуры, свойствен­ное личности Фрейда. Вот одна из таких характерных цитат:

 "Злое и оправдываемое только незнанием недоразумение — считать, что психоанализ ожидает излечения невро­тических расстройств в результате "свободного пережива­ния" сексуальных ощущений. Напротив, осознание минув­ших сексуальных влечений, наступающее в ходе анализа, делает возможным господство над ними, которого нельзя было достичь с помощью одного только вытеснения события из сознания. Можно с гораздо большим основанием сказать, что анализ освобождает невротика от оков его сексуально­сти".

 Если семнадцатилетняя дочь некоего высокопоставлен­ного национал-социалиста заболевает истерией, точнее го­воря, истерическими припадками из-за вытесняемых жела­ний совершить с ним половой акт, то в ходе психоаналити­ческого лечения эти желания поначалу признаются кровосмесительными и в качестве таковых осуждаются. Но что же происходит далее с сексуальной потребностью? Со­гласно формулировке, цитировавшейся выше, девушка "ос­вобождается" от оков собственной сексуальности. С клини­ческой же точки зрения, дело обстоит следующим образом:

 если с помощью анализа девушка отдалится от отца, то она освободится только от оков стремления к инцесту, а не от своей сексуальности в целом. В формулировке Фрейда упу­щено из вида как раз это важнейшее обстоятельство. Можно сказать, что научный спор о роли генитальности разгорелся как раз при такой постановке вопроса и образует важнейший элемент различий между сексуально-экономическим тези­сом и психоаналитическим подходом, проникнутым кон­формизмом. Формулировка Фрейда постулирует, что девуш­ка отказывается от всякой сексуальности. В такой форме психоанализ приемлем и для нацистских сановников, а с точки зрения Мюллер-Брауншвайга, он является инструмен­том для "выращивания героического человека". Но эта фор­ма не имеет, однако, ничего общего с психоанализом, книга по которому Гитлер приказал сжечь.

 Подлинный психоанализ, не обращающий внимания на буржуазные предрассудки, однозначно констатирует, что де­вушка сможет выздороветь только в том случае, если она перенесет свои сексуальные желания с отца на друга и удовлетворит их с ним. Но как раз это и противоречит всей Нацистской идеологии и со всей неумолимостью ставит вопрос о сексуальном устройстве общества. Ведь для того, чтобы соответствовать требованиям сексуальной экономики, девушка должна быть свободна не только с точки зрения своей генитальной сексуальности. Ей нужны квартира, про­тивозачаточные средства, друг, обладающий способностью к любви и потенцией, то есть человек, структура характера которого не отвергает сексуальность и не соответствует, следовательно, национал-социалистским представлениям. Нужны чуткие родители и атмосфера в обществе, включаю­щая признание сексуальности. Причем чем меньшими де­нежными средствами она располагает, тем более все это необходимо, чтобы взломать общественные рамки, постав­ленные перед половой жизнью юношества.

 Вопрос о смене механизма вытеснения сексуальности механизмом отказа от влечения или механизмом осуждения, применяемым в психоаналитической работе, можно было бы легко решить, причем в соответствии с фрейдовской форму­лировкой, если бы осуждение инстинктивных потребностей и отказ от влечения не были бы связаны с экономикой инстинктивной жизни. Психический аппарат может осуще­ствить отказ от влечения только при совершенно определен­ных сексуально-экономических условиях. Точно так же и сублимация влечения связана с определенными предпосыл­ками. Результаты клинического анализа характера учат, что продолжительный отказ от патогенного или асоциального инстинктивного побуждения возможен только в том случае, если урегулировано сексуальное состояние человека, то есть если не накапливаются и не застаиваются нерешенные сек­суальные проблемы, придающие силу проявлению предосу­дительных побуждений. Регулировка же психоэнергетического состояния требует возможности сексуального удовлетворе­ния, соответствующего каждому возрасту. Это значит, что взрослый может отказаться от стремлений детского и пато­генного характера только в том случае, если перед ним свободен путь к нормальному генитальному удовлетворению и если он на деле испытывает его. Способы удовлетворения, связанные с извращениями и имеющие невротический ха­рактер, способы, от которых следует защищать общество, сами являются заменителями генитальной половой жизни и формируются только в том случае, если она нарушена или встречается с препятствиями. Отсюда следует, что нам нельзя говорить в общей форме, неконкретно, об удовлетворении влечения и отказе от него, а следует поставить вопрос кон­кретно — о каком удовлетворении влечения и об отказе от какого влечения идет речь.

 Аналитическое лечение может практически достичь от­каза от способа удовлетворения потребностей, не соответст­вующего стадии развития, только в том случае, если оно будет заключаться лишь в устранении механизмов вытесне­ния, не сочетающемся с проповедями на моральные темы. К примеру, такое лечение приведет девушку, достигшую поло­вой зрелости, в характере которой инфантильная привязан­ность к отцу порождает невротические симптомы, к осужде­нию ее кровосмесительных притязаний благодаря одному лишь осознанию ею сути этих притязаний. Но это еще не означает освобождения от желаний, так как постоянные сексуальные раздражители вновь и вновь побуждают бороть­ся с ними. Только прибегнув к моральным аргументам, можно побудить девушку к отказу от такого сексуального удовлетворения, но это будет означать грубейшее нарушение терапевтических принципов и поставит под угрозу саму цель излечения. Девушка может избавиться от фиксации на отце единственно при условии, что ее сексуальность обретет дру­гой, соответствующий объект и испытает реальное удовлет­ворение. Если этого не произойдет, то инфантильная фикса­ция не прекратится или влечение обратится на другие ин­фантильные цели, так что проблема останется нерешенной. То же относится и к любому другому случаю невротического заболевания. Женщина, неудовлетворенная в браке, бессоз­нательно активизирует детские сексуальные притязания, от которых она сможет отказаться только в том случае, если ее сексуальность будет удовлетворена каким-то иным образом — вне брака или в новой связи.

 Насколько само осуждение детских инстинктивных им­пульсов является предпосылкой нового способа решения половых проблем, настолько же и это переустройство и эффективное удовлетворение представляют собой совершен­но неотъемлемые предпосылки окончательного освобожде­ния от болезненного стремления. Убийцу, побуждаемого к преступлению нарушениями сексуального характера, можно отвлечь от его целей, только открыв перед ним биологически нормальный путь половой жизни. Альтернатива, следова­тельно, формулируется не "отказаться от влечения или подчиниться ему", а "в каких случаях отказываться от влечения и в каких удовлетворять его".

 В абстрактных рассуждениях о греховной природе вытес­няемого бессознательного затушевываются обстоятельства, имеющие важнейшее значение не только для лечения и профилактики неврозов, но и для всей педагогики. Фрейд открыл, что содержанием бессознательного у невротиков — а это в наших культурных кругах подавляющее большинство людей — являются в основном инфантильные, жестокие и асоциальные импульсы. Это верно. При этом, однако, не учитывалось еще одно обстоятельство, а именно: наличие в несознательном притязаний, вполне соответствующих есте­ственным биологическим потребностям, например сексуаль­ных потребностей у подростков в период полового созрева­ния или у людей, несчастных в браке.

 Позднейшая интенсивность асоциальных и инфантиль­ных побуждений вытекает как исторически, так и экономи­чески из неудовлетворения этих естественных притязаний, ибо неудовлетворенное половое влечение отчасти усиливает до безграничных размеров примитивно-инфантильные по­буждения, отчасти же порождает совершенно новые, боль­шей частью антисоциальные потребности, как, например, потребность в эксгибиционизме или импульс к убийству ради сексуального удовлетворения.

 Этнология учит нас, что такие импульсы отсутствуют в примитивных обществах — вплоть до достижения ими оп­ределенного уровня экономического развития — и возника­ют только как замена обычной любовной жизни, когда общество начинает подавлять ее. Эти побуждения, порож­денные только развитием определенных форм сексуальности в обществе и вынужденные переместиться на уровень несоз­нательного, так как общество отказывает в их удовлетворе­нии, в психоанализе сплошь и рядом рассматриваются как биологические факты. Такой взгляд не особенно отличается от другого, представленного Хиршфельдом, считавшим, что причина эксгибиционизма — существование особых эксгибиционистских гормонов. Данный простой механистиче­ский биологизм трудно поддается разоблачению потому, что он выполняет в нашем современном обществе определенную функцию. Мы имеем в виду перенесение постановки вопроса об общественном явлении в биологическую сферу, а тем самым, в практически недоступное. Существует, следова­тельно, социология несознательного и асоциальной сексуаль­ности, то есть социальная история неосознанных побужде­ний, рассматривающая как количественную, так и качест­венную сторону вытесненных побуждений. Не только вытеснение как таковое представляет собой общественное явление. Результат этого процесса — также общественное

 явление.

 Исследование возникновения частных влечений должно будет ориентироваться на этнологические факты такого, например, рода, что в некоторых племенах, жизнь которых регулируется материнским правом, мало что можно увидеть из анальной фазы развития либидо — фазы, которая у нас, как правило, оказывается между оральной и генитальной фазами, так как дети в этих племенах вскармливаются грудью до третьего или четвертого года жизни, а затем активизируют непосредственно генитальные игры.

 Психоаналитическое понятие абсолютной асоциальности инстинктивных побуждений приводит к заключениям, которые вступают в конфликт с фактами. Если рассматри­вать их как нечто относительное, то появятся принципиаль­но иные последствия для восприятия не только аналитиче­ской терапии, но и особенно для социологии и сексуальной экономики. Анальные манипуляции, совершаемые ребенком на первом или втором году жизни, не имеют вообще ничего общего с понятием "социального" или "асоциального". Если при взгляде с абстрактной точки зрения руководствоваться представлением об асоциальной природе анальных побужде­ний ребенка, то результатом будет правило, которому охотно следуют и которое заключается в попытке сделать ребенка, чего доброго, уже на шестом месяце жизни "способным приобщиться к ценностям культуры". Следствие этого пред­ставления, проявившееся позже, — труднопреодолимые препятствия анальному сублимированию и анально-невротические нарушения.

 Механистическое представление об абсолютной проти­воположности сексуального удовлетворения культуре обус­ловливает и принятие родителями, разделяющими идеи и выводы психоанализа, мер против детского онанизма, среди которых меньшее — "мягкое отвлечение". Если я не оши­баюсь, то нигде в трудах Анны Фрейд не сказано, что она как частное лицо соглашается с выводом из теории психо­анализа, в соответствии с которым онанизм у детей следует рассматривать как проявление физиологического развития и поэтому не подвергать ограничению.

 Исходя из представления о том, что объект бессознатель­ного вытеснения противоречит культуре, следует поставить под угрозу осуждения генитальные притязания зрелого чело­века. Это и происходит обычно, причем с благожелательным замечанием о том, что принцип реальности требует отло­жить удовлетворение влечений. Тот факт, что сам этот прин­цип реальности относителен, что сегодня он служит интере­сам авторитарного общества и определяется этим обще­ством, исключается из дискуссии как политика, не имеющая ничего общего с наукой. При этом не замечают, что и само такое "исключение" — тоже политика. Наибольшие сомне­ния в данном случае вызывает то обстоятельство, что рас­сматриваемый подход создал самую серьезную угрозу прове­дению психоаналитических исследований, не только препят­ствуя открытию определенных фактов, но и парализуя, а отчасти даже и фальсифицируя проверенные результаты, когда дело доходило до практического применения. Чтобы достичь такой цели, эти результаты связывались с реакцион­ными аспектами о понятиях культуры. Поскольку психоана­литическое исследование непрерывно оперирует как воздей­ствиями общества на индивид, так и оценками здоровья и нездоровья, социальности и асоциальности, не осознавая при этом революционного характера своего метода, то эти оценки вращаются в трагическом круге между констатацией того факта, что вытеснение сексуальности враждебно куль­туре, с одной стороны, и необходимо для культуры — с другой.

 Стоит суммировать факты, которые психоаналитические исследования оставляют без внимания, ибо они противоре­чат представлениям о культуре, на которых зиждутся эти исследования:

 — само несознательное обусловлено культурой как в качественном, так и в количественном отношении;

 — осуждение инфантильных и асоциальных инстинк­тивных притязаний предполагает в каждом случае удовлет­ворение физиологически нормальных и необходимых сексу­альных потребностей;

 — сублимация как наиболее существенное достижение культуры, реализуемое психическим аппаратом, требует лик­видировать всякое вытеснение сексуальности и у взрослых противоречит лишь удовлетворению прегенитальных, но не генитальных потребностей;

 — генитальное удовлетворение как фактор, имеющий с сексуально-экономической точки зрения решающее значе­ние для предупреждения неврозов и формирования социаль­ной эффективности, противоречит с любой точки зрения нынешним законам государства и принципам всякой патри­архальной религии;

 — ликвидация вытеснения сексуальности, начатая прак­тическим психоанализом в качестве лечения, а наукой в социологической форме, самым резким образом противоре­чит тем элементам культуры, которые зиждутся как раз на этом вытеснении.

 До тех пор пока психоанализ продолжает придерживаться своей точки зрения на культуру, это оказывается возможным в ущерб результатам собственных достижений психоанали­тиков, так как психоанализ пытается разрешить в пользу мировоззрения противоречие между представлением иссле­дователей о культуре и результатами научных исследований, направленными против этой культуры. В тех случаях, когда психоанализ не отваживается сделать выводы из собствен­ных исследований, он оправдывается якобы аполитичным ("непрагматичным") характером науки, в то время как каж­дый шаг в развитии аналитической теории и практики озна­чает рассмотрение политических ("прагматических") фак­тов.

 Тот, кто будет исследовать церковные, фашистские и другие отсталые идеологии с точки зрения их неосознанного психического содержания, придет к выводу, что они в зна­чительной мере являются защитными конструкциями, воз­никшими из страха перед неосознаваемым адом — страха, который каждый человек носит в себе. Отсюда и только в том случае, если бы антисоциальные бессознательные инс­тинктивные побуждения были биологическими, абсолютны­ми, можно было бы вывести оправдание аскетической мора­ли и понятия Бога, направленного против всего "дьяволь­ского". Тогда реакционеры были бы правы, но всякая попытка устранения сексуальных бедствий оказалась бы бессмысленной. Консервативный мир имел бы все основа­ния ссылаться на то, что разложение "высокого", "божест­венного", "морального" начал в человеке порождает хаос в его социальном и нравственном поведении. Именно это и подразумевается бессознательно под понятием "культур-большевизм".

 Революционное движение, кроме представителей своего сексуально-политического крыла, не знает об этой связи и очень часто, если предметом конфликта оказываются основы сексуальной экономики, выступает единым фронтом даже с силами политической реакции. Правда, оно выступает про­тив сексуально-экономического закона по иным причинам, нежели это делает политическая реакция. Революционное движение не знает этого закона и его исторических измене­ний. Оно верит также в абсолютную природу злых сексуаль­ных инстинктов, а следовательно, и в необходимость мораль­ного торможения и регулирования. Революционное движе­ние в столь же малой степени, как и его противники, замечает, что моральное регулирование как раз и порождает то, что оно может, по словам его сторонников, укротить, то есть асоциальную инстинктивную жизнь.

 Сексуальная экономика учит, что неосознанная инстин­ктивная жизнь современного человека, поскольку она дей­ствительно является асоциальной, а не только оценивается таким образом со стороны моралистов, представляет собой продукт морального регулирования и может исчезнуть толь­ко с его ликвидацией. Только социально-экономический принцип морального регулирования может устранить проти­воречие между культурой и природой, устраняя вместе с сексуальным угнетением и противоестественные или асоци­альные влечения.

[««]   Вильгельм Райх "Сексуальная революция"   [»»]

Главная страница