Главная страница | E-mail

3. Вторичное влечение и моральное регулирование

 В борьбе между так называемым "культурбольшевизмом" и фашистским "антибольшевизмом" чрезвычайно важную роль играет утверждение о том, что социальная революция полностью уничтожает мораль и ввергает общество в сексу­альный хаос. Чтобы опровергнуть этот аргумент, утверждается и обратное: как раз наоборот, расшатываемый капита­лизм порождает общественный хаос, и только социальная революция одна в состоянии создать в общественной жизни ситуацию уверенности. Это только пусть противоположные, но утверждения. В Советском же Союзе потерпела неудачу попытка замены авторитарно-морального принципа регули­рования сексуальных отношений неавторитарным саморегу­лированием.

 Столь же малоубедительной, как и приведенное проти­вопоставление утверждений, является попытка доказательст­ва собственной "нравственности". Дело заключается, прежде всего, в том, чтобы понять, почему среднестатистический человек обнаруживает такую привязанность к понятию "мо­раль" и почему с понятием "социальная революция" он обязательно связывает представление о сексуальном и куль­турном хаосе. Часть ответа на этот вопрос можно получить уже в результатах исследования идеологии фашизма. С точки зрения среднестатистических людей, которые ведут бессоз­нательную, аффективную жизнь, включающую отрицание сексуальности, быть приверженцем "культурбольшевизма"

 — это значит "отдаваться чувственным сексуальным пере­живаниям". Поэтому, если кто-либо пытается защитить точ­ку зрения, согласно которой достижения сексуальной эко­номики, отменяющие необходимость морального регулиро­вания, можно было бы в ходе социальной революции сразу же применить на практике, то это только доказывало бы, что образ мышления приверженцев сексуальной экономики по­нят неправильно.

 Лишь только общество вступает во владение средствами производства, оно неизбежно сталкивается с вопросом о том, как же теперь следует регулировать совместную жизнь людей

 — с помощью принципов морали или на основе "свободы". Даже самое поверхностное размышление свидетельствует о том, что не может быть и речи о немедленном высвобожде­нии сексуальности или отмене моральных норм и регулятивов. Мы уже достаточно часто сталкивались с тем, что человек с нынешней структурой своего характера не в состо­янии регулировать сам себя, что он, следовательно, может тотчас же установить экономическую демократию, но не политическую. В этом и заключается весь смысл ленинской формулы о том, что государство может отмереть лишь постепенно. Если же хотят отменить моральное регулирование и поставить на его место саморегулирование, то следует знать, насколько старый способ регулирования был необходим и насколько он как в личном, так и общественном плане являлся несчастьем и порождал несчастье.

 Приверженность принудительной морали, а именно та­кова точка зрения, которой придерживаются представители политической реакции, позволяет видеть лишь одну абсо­лютную противоположность между биологическим инстин­ктом и общественным интересом. За констатацией такого противоречия следует ссылка на необходимость морального регулирования — ведь, как говорят сторонники этого под­хода, "отмена морали приведет к тому, что звериные инстин­кты затопят все и вся и вызовут хаос". Очевидно, что утверждение об общественном хаосе, играющее в политике столь большую роль, представляет собой не что иное, как выражение страха перед человеческими инстинктами.

 Так необходима ли мораль? Да, в той мере, в какой инстинкты на деле угрожают совместной жизни членов об­щества. Возникает следом другой вопрос. Как же в этом случае можно ликвидировать регулирование, основанное на принудительной морали? Ответ на этот вопрос можно дать тотчас же, если взять в советчики сексуальную экономику со следующим выводом, сделанным ею: моральное регулирова­ние естественных биологических притязаний людей порож­дает в результате подавления, неудовлетворения вторичные, судорожные, асоциальные влечения. Эти влечения неизбежно должны быть заторможены. Следовательно, мораль возникла первоначально не из потребности подавления инстинктов, мешающих обществу, ведь она существовала до появления этих асоциальных инстинктов. Она возникла в первобытном обществе под воздействием определенной заинтересованно­сти развивавшегося и приобретавшего экономическое могу­щество верхнего слоя в подавлении естественных потребно­стей, которые сами по себе не мешали социальной жизни. Регулирование, опирающееся на принудительную мораль, получило свое обоснование в тот момент, когда то, что было порождено этим регулированием, начало действительно уг­рожать общественной жизни. Например, подавление удов­летворения потребности в питании сначала породило склон­ность к воровству, которая, в свою очередь, сделала необхо­димым моральное правило, запрещавшее красть.

 Таким образом, если мы будем обсуждать вопрос о том, необходима ли мораль, следует ли ее ликвидировать или на место одной морали поставить другую, а то и вообще заме­нить моральное регулирование саморегулированием, то мы не продвинемся ни на шаг, не отличив естественные биоло­гические влечения от вторичных социальных влечений, порож­денных моралью. Неосознанная душевная жизнь людей в патриархальных условиях наполнена влечениями обоих ти­пов. Ясно одно: в процессе обоснованного подавления асоци­альных влечений жертвой подавления оказываются и естест­венные, биологические, так как нельзя отличить одни от дру­гих. Если же, как уже говорилось, представители политической реакции с самого начала с понятием "влече­ние" связывают понятие "асоциальное", то различие между этими понятиями открывает перед нами выход.

 До тех пор пока изменение структуры характера человека не удалось в такой мере, чтобы регулирование потенциала его биологической энергии само собой исключало любую тенденцию к асоциальным действиям, не удастся ликвиди­ровать и моральное регулирование. Так как процесс изме­нения структуры потребует, вероятно, очень и очень дли­тельного времени, есть все основания утверждать, что лик­видация регулирования, основанного на принудительной морали, и ее замена сексуально-экономическим регулирова­нием будут возможны только в той мере и постольку, по­скольку сфера вторичных асоциальных влечений будет со­кращаться в пользу естественных биологических стремле­ний. Мы можем достаточно уверенно предвидеть это, основываясь на результатах анализа характера в процессе лечения отдельных людей. И в этом случае мы видим, что человек ликвидирует в себе инстанции, осуществляющие моральное регулирование, лишь по мере обретения заново своей естественной сексуальности. Утрачивая моральное ре­гулирование со стороны совести, больной теряет и свою асоциальность и становится "моральным" в той степени, в какой становится сексуально здоровым.

 Следовательно, социальное развитие не отменит мораль­ного регулирования сегодня. Оно, прежде всего, таким образом изменит структуру характера людей, что те станут способны жить и работать в социальном сообществе без воздействия авторитета и морального давления, вполне са­мостоятельно, руководствуясь подлинной добровольной дисциплиной, которая не может быть навязана. Конечно, моральное торможение будет иметь силу только примени­тельно к асоциальным влечениям, заключаясь в юридиче­ской норме о необходимости сурового наказания взрослых за совращение детей. Оно не будет отменено до тех пор, пока в массе людей будут присутствовать обусловленные структу­рой их характеров импульсы к такому действию. В этом смысле ситуация после революции будет еще идентична ситуации в авторитарном обществе. Различие между тем и другим обществами будет, однако, выражаться в том, что свободное общество предложит совершенно свободное про­странство для развития естественных стремлений и безопас­ность для их удовлетворения. Например, оно не только не станет запрещать любовные отношения между двумя моло­дыми людьми разного пола, но, скорее, окажет им всю необходимую помощь. Оно не только не станет запрещать детский онанизм, а, напротив, вероятно, примет решение строго карать каждого взрослого, который будет препятство­вать развитию детской сексуальности.

 Нам не следует, однако, слишком жестко и абсолютно воспринимать представление о "сексуальном инстинкте" — ведь содержание вторичного влечения определяется не толь­ко желанием человека, но и временем, когда развивается это влечение, и обстоятельствами, в которых оно стремится достичь удовлетворения. Одно и то же влечение может в одном случае и в один момент быть естественным, в другой ситуации и в другое время — асоциальным. Приведем при­мер. если ребенок в возрасте от года до двух мочится в постель или играет с собственными экскрементами, то мы имеем дело с естественной стадией развития его прегенитальной сексуальности. Стремление играть с собственными экскрементами в этом возрасте естественно, оно обусловле­но биологически, так что наказание ребенка за это действие само заслуживает очень серьезного наказания. Если бы тот же самый человек, достигший четырнадцати лет, захотел бы есть свои экскременты или играть с ними, это было бы уже вторичным, асоциальным, болезненным влечением. Подвер­женного ему следовало бы не наказывать, но, конечно же, поместить в больницу. Свободное общество, однако, не могло бы удовлетвориться этим. Его важнейшая задача дол­жна была бы заключаться в организации такого воспитания, чтобы не было импульсов к подобным поступкам.

 Приведем другой пример. Если бы пятнадцатилетний подросток захотел вступить в любовные отношения с три­надцатилетней созревающей девочкой, свободное общество не только ничем не воспрепятствовало бы подростку, а, напротив, взяло бы его под защиту. Но если бы тот же пятнадцатилетний подросток попытался склонить к сексу­альным играм маленькую девочку лет трех или принудить ровесницу к таким действиям вопреки ее воле, то речь шла бы об асоциальном поведении. Такое поведение свидетель­ствовало бы о препятствиях невротического характера при выборе партнерши своего возраста с помощью нормальных средств. Резюмируя, можно сказать: в продолжение пере­ходного периода от авторитарного общества к свободному действует принцип, согласно которому моральное регулиро­вание будет применяться в отношении вторичных, асоциаль­ных влечений, а сексуально-экономическое саморегулирова­ние — в отношении естественных биологических потребно­стей.

 Цель развития заключается в том, чтобы шаг за шагом упразднить вторичные влечения, а с ними и моральное принуждение, полностью заменив и те, и другие сексуально-экономическим саморегулированием. Моралисты или боль­ные люди могли бы легко истолковать формулировку о вторичных влечениях в соответствии со своими целями и намерениями. Тем не менее, несомненно, удастся достичь такой ясности относительно различия между естественным и вторичным влечением, чтобы больше нельзя было прота­щить в общественную жизнь через заднюю дверь позицию сверхчеловека-моралиста, свойственную патриархату.

 Правда, наличие строгих моральных норм всегда свиде­тельствовало о неудовлетворенности биологических, в осо­бенности сексуальных потребностей людей. Всякое мораль­ное регулирование само по себе неизбежно отвергает сексу­альность, отвергает потребность. Каждая мораль отрицает жизнь, а у социальной революции нет, конечно же, более важной задачи, чем сделать наконец возможной жизнь чело­веческих существ, а также осуществить и удовлетворить их желания.

 Следовательно, сексуальная экономика стремится к "мо­ральному поведению" так же, как это делает моральное регулирование. Она хочет, однако, по-другому обосновать смысл этого понятия, да и понимает под моралью нечто совершенно иное — не противоречие природе, а полную гармонию природы и цивилизации. Сексуальная экономика борется против регулирования, основанного на принуди­тельной морали, а не против морали, говорящей жизни "да".

[««]   Вильгельм Райх "Сексуальная революция"   [»»]

Главная страница