Главная страница | E-mail

 Гордон сообщал, что докладчик, который должен был говорить о половом вопросе, рассказывал только о работе Энгельса "Происхождение семьи" и ничего не добавил к этому выступлению.

 "Конечно, я не говорю, что это плохо, но нужно было сделать выводы из этого сочинения Энгельса для настоящего времени, а этого мы как раз не можем сделать. Между тем вопрос этот чрезвычайно назрел".

 Таким образом, функционеры указывали самым настоя­тельным образом на заинтересованность масс в разъяснении сексуальных отношений и их переустройства, на требования дешевой и хорошей просветительной литературы. Говоря о "семье", имели в виду сексуальность. Было понятно, что старый уклад прогнил, что мириться с ним невыносимо, но суть нового устройства пытались осмыслить с помощью старых понятий или, что было еще хуже, с использованием одних только экономических данных. Так, партработник из Москвы Лысенко пытался понять "явления улицы", вызы­вавшие всеобщее беспокойство. Можно было видеть, что дети "балуются". Они играют, например, "в Красную Армию". Хотя в этой игре и обнаруживали справедливо "привкус милитаризма", ее считали "хорошей", но иногда наблюдались "другие" игры, "похуже", а именно сексуальные. При этом наблюдатель с удивлением констатировал, что никто не вмешивался, чтобы прервать такие забавы. Тем не менее приходилось поломать голову над тем, как можно было бы "направить ребят на правильный путь". Революционное на­чало проявлялось в этом случае в правильном инстинкте, подсказывавшем, что нельзя "вмешиваться", консервативная же боязнь сексуальности вызывала озабоченность.

 Если бы старый образ мыслей, принявший форму страха перед сексуальностью, не противостоял новому, то не воз­никла бы забота о том, как направить детей по "верному", то есть асексуальному, пути. Те, кто наблюдал проявления детской сексуальности, задались бы вопросом о том, как с ней обращаться. Но так как сексуальность представлялась явлением, не имеющим ничего общего с детством, результа­том таких наблюдений оказывался страх. Естественные про­явления, приобретавшие, возможно, дикий характер, так как они были неорганизованны, воспринимались как проявле­ние вырождения. "Нужно знать, что дать детям читать — может быть, в смысле физкультуры или что-нибудь другое, что было бы полезно".

 Революционеры напоминали: "Нам часто говорят, что мы рассуждаем только о широких материях, а надо бы лучше говорить о том, что ближе к жизни. Надо обращать внимание на мелочи жизни". В конкретном применении к детским играм это означало постановку следующих вопросов:

 1. Должны ли мы быть за эти игры или против них?

 2. Естественна ли сексуальность ребенка?

 3. Как нам надлежит понимать и регулировать отношение детской сексуальности к труду?

 Контрольные комиссии были обеспокоены. Функционеры утешали рабочих: "Контрольной комиссии нечего голо­вой кивать! Он (коммунист. — Прим. пер.) пойдет туда и будет проводить там свою деятельность, то есть их удержи­вать. А если мы не будем с ними жить, то мы оторвемся от масс".

 Задача заключалась, однако, не только в том, чтобы коммунисты поддерживали теснейшую связь с массами, но и в использовании контактов с конкретными людьми. Одно уже желание удерживать массы означало непонимание того, что надо делать с новыми проявлениями жизни, которые только что сбросили оковы авторитарной власти. Обнаружи­вать такое желание означало воздвигнуть новый авторитет на месте старого (и в старом же смысле). На деле же задача заключалась в создании нового авторитета, чтобы направлять пробудившуюся жизнь масс к самостоятельности, то есть сделать их способными в конце концов обходиться без постоянного авторитарного наблюдения.

 Рабочие, наделенные чувством ответственности, стояли, не умея точно сформулировать это, перед решением: вперед, к новым формам жизни, или назад, к старым. Так как комму­нистическая партия на деле не сформировала взгляды на сексуальную революцию, так как с помощью исторического анализа, предпринятого Энгельсом, можно было практиче­ски понять только социальные причины, но не сущность происходящего переворота во всей жизни, разгорелась борь­ба, которая самым впечатляющим образом демонстрирует всем будущим поколениям родовые муки культурной рево­люции.

 Сначала утешались, указывая на недостаток чисто эко­номических предпосылок. Но позиция "Сначала решение экономических вопросов, потом забота о мелочах жизни!" была неправильна и лишь выражала неподготовленность к культурной революции, проявлявшейся в хаотических фор­мах. Зачастую такая позиция означала не более чем отговор­ку. Общество, глубоко погрязшее в бедности, все в кровото­чащих ранах гражданской войны и не имевшее сил, чтобы сразу и в достаточном количестве создать общественные кухни, прачечные, детские сады, должно было сначала по­думать о самых простых экономических предпосылках. Эти предпосылки революции в области культуры, в особенности в сексуальной жизни, были поняты абсолютно правильно.

 В стране отсталости и крайне тяжелого порабощения, которой была прежде Россия, надлежало взяться сначала за приучение масс рабочих и крестьян к чистоте, к чистке зубов, к тому, чтобы не ругаться и не плеваться. Но речь не шла только о том, чтобы поднять массы до уровня культуры, существующего в развитых капиталистических странах. В этом состояла лишь ближайшая задача. В более широкой перспективе следовало начинать уяснение качества но­вой — социалистической и коммунистической — культуры.

 Вначале еще никто не был виноват в том, как развивалась ситуация. Революция столкнулась с неожиданными пробле­мами, и практический опыт преодоления гигантских трудно­стей мог появиться только тогда, когда и сами трудности проявились в полном объеме и потребовали решения. Дви­жение вспять неизбежно, если вовремя не увидеть и не понять этот процесс.Не следует забывать, что русская рево­люция стала первой успешной социальной революцией. Борьба за постижение ее чисто научных и политических предпосылок была трудна. Но сегодня оказывается, что культурная революция поставила гораздо более трудные воп­росы, чем социальная. Иначе и быть не может, так как политическая революция требует "только" закаленного, обу­ченного руководства и веры масс в него. Культурная же революция требует перестройки психологической структуры масс. Ее результаты не выражаются статистическими данны­ми, и едва ли существовали идеи, означавшие научное вы­яснение ее сути. Вот иллюстрация, показывающая итог раз­вития такой ситуации к 1935 г.

 29 августа в журнале "Вельтбюне" появилась статья Луи Фишера, который бил тревогу по поводу нарастания реакци­онных тенденций в сексуальной идеологии в Советском Союзе. Публикация такой статьи в коммунистическом жур­нале свидетельствует, насколько опасна была ситуация, сло­жившаяся к 1935 г. В статье подчеркивались следующие факты.

 В переполненных городских квартирах молодежь не на­ходит места для любовной жизни. Девушкам внушается, что аборт вреден, опасен и нежелателен, гораздо лучше иметь детей. Фильм "Частная жизнь Петра Виноградова" представ­ляет собой пропаганду добропорядочного заключения брака. По словам Фишера, "это фильм, который нашел бы отклик в консервативных кругах некоторых консервативных госу­дарств". Газета "Правда" пишет: "В Стране Советов семья — серьезное и большое дело". Луи Фишер полагал, что больше­вики в действительности никогда не нападали на семью. Правда, они знали, что в определенные периоды истории человечества семьи не было, теоретически допускали ее упразднение, но никогда не подрывали семью, а напротив, укрепляли ее. Режим, которому теперь не надо бояться плохого влияния родителей на детей(!), приветствует их "необходимое моральное и культурное влияние", то есть функцию старшего поколения по отношению к подрастаю­щему, заключающуюся в подавлении сексуальности.

 Передовая статья одного из номеров "Правды" провозг­лашала в 1935 г., что плохой отец семейства не может быть хорошим советским гражданином. "Что-либо подобное было невообразимо в 1923 году", — писал Фишер. Он приводил и другие цитаты из "Правды": "Только большая, чистая и гордая любовь может и должна быть в Советском Союзе причиной брака". "Тот, кто еще сегодня утверждает, что интересоваться семьей — мещанство, сам является мещани­ном худшего сорта". Запрет на умерщвление первого ребенка в утробе матери, вероятно, покончит с беспорядочными половыми связями и будет поощрять "честный брак". За последние месяцы в газетах множатся статьи профессоров, в том числе руководителей клиник, посвященных рассужде­ниям о вреде, который аборт наносит организму.

 "Если печать ежедневно мечет громы и молнии против аборта, если эта пропаганда сопровождается восхвалением торжественных брачных церемоний, если подчеркивают свя­тость брачных обязательств и возвещают об особых наградах матерям, родившим тройню или четверню, если публикуют­ся статьи о женщинах, которые никогда не прибегали к аборту, а низкооплачиваемая сельская учительница, мать четверых детей, удостаивается публичных восхвалений за то, что она не отказалась родить пятого, "хотя и трудно кормить их всех", — начинаешь думать о Муссолини, — пишет Фишер. — Обретя внутреннюю и внешнюю безопасность, думают, что следует сократить ограничения рождаемости... Развернется борьба против легкомысленных "летних рома­нов". Девушки, противостоящие домогательствам мужчин, не будут считаться "консервативно" или даже "контрреволюционно" настроенными. В качестве основы семьи будет рассматриваться любовь, а не удовлетворение физических потребностей".

 Эта краткая выдержка показывает, что сегодня в сексу­альной идеологии руководящих кругов Советского Союза мы не усмотрим более отличия от идеологии руководящих кру­гов любого другого государства. Возвращение к сексуальной морали, отрицающей жизнь, неоспоримо. Все дело лишь в том, как отнесется к этим процессам молодежь, которая однажды уже была свободной, какова будет позиция про­мышленных рабочих. Воздействие официальной идеологии Советского Союза проявилось и на Западе.

 В "Юманите" от 31 октября 1935 г. появилось следующее обращение:

 "Спасем семью! Помогите нам провести 17 ноября боль­шой опрос в защиту права на любовь.

 Известно, что рождаемость во Франции падает с ужаса­ющей быстротой... Коммунисты столкнулись с очень серь­езной задачей. Французскому миру, который они хотят на­править по верному пути, стране, которую они должны преобразовать в соответствии со своей исторической зада­чей, угрожает опасность оказаться изуродованной, значи­тельно снизить численность своего населения.

 Зловредность умирающего капитализма, безнравствен­ность, пример которой он дает, эгоизм, порождаемый им, нужда, создаваемая этим строем, кризис, который он вызы­вает, пропагандируемые им социальные болезни, провоци­руемые им тайные аборты — все это разрушает семью.

 Коммунисты хотят бороться в защиту французской семьи.

 Они раз и навсегда порвали с мелкобуржуазной, индиви­дуалистической и анархистской традицией, возводящей сте­рилизацию в идеал.

 Они хотят унаследовать сильную страну и многочисленную расу. СССР указывает им путь. Но необходимо именно сейчас применить действенные средства для спасения расы.

 В своей книге "Несчастье быть молодым" я назвал труд­ности, с которыми сталкивается молодежь, обзаводясь семьей, и вместе с нею я защищал ее право на любовь.

[««]   Вильгельм Райх "Сексуальная революция"   [»»]

Главная страница