Главная страница | E-mail

2. Рабочие предупреждают

 Повсеместно считают, что самые важные черты сексуаль­ной революции в Советском Союзе можно увидеть на при­мере изменений, проявившихся в законодательстве. Мы, однако, имеем право только в том случае придавать обще­ственное значение законодательным или каким-либо другим внешним, формальным изменениям, если они действитель­но "овладевают массами", то есть преобразуют их психиче­скую структуру. Только таким образом, то есть единственно посредством глубоких изменений в чувствах и инстинктив­ной жизни масс, идеология или программа может стать силой, осуществляющей исторический переворот. Ведь "субъективный фактор истории", который так часто упоми­нают и так мало понимают, заложен только и исключительно в психической структуре масс. Он имеет решающее значение для развития общества независимо от того, терпят ли массы пассивно произвол и угнетение, приспосабливаются ли к процессам технического развития, начатым господствующи­ми силами, или сами активно вмешиваются в ход обществен­ного развития, как, например, во время революции. Поэтому никакой способ рассмотрения общественного развития не может назвать себя революционным, если в соответствии с ним психическое состояние масс воспринимается просто как результат экономических процессов, а не как их двигатель.

 При нашем подходе последствия советской сексуальной революции следует оценивать не в соответствии с изданными законами (они свидетельствуют лишь о тогдашнем духе боль­шевистского руководства), а по революционным потрясени­ям, которые масса русского народа пережила после издания законов, и по итогам этой борьбы за "новую жизнь".

 Какова была сексуально-политическая реакция масс на коренные изменения в законодательстве? Как реагировали низовые партийные функционеры, теснее всего связанные с массами? Какую позицию заняло позже партийное руковод­ство?

 Ознакомимся сначала с отчетом Александры Коллонтай, которая очень рано задумалась над проблемами бушевавшего сексуального кризиса:

 "Чем дольше длится (сексуальный. — В. Р.) кризис, чем более хронический характер он принимает, тем безысходнее представляется положение современников и тем с большим ожесточением набрасывается человечество на всевозможные способы разрешения "проклятого (?! — В.Р.) вопроса". Но при каждой новой попытке разрешить проблему пола запу­танный клубок взаимных отношений между полами лишь крепче заматывается, и как будто не видать той единственно правильной нити, с помощью которой удастся наконец со­владать с упрямым клубком. Испуганное человечество в исступлении бросается от одной крайности к другой, но заколдованный круг сексуального вопроса остается по-преж­нему замкнут... "Сексуальный кризис" на этот раз не щадит даже и крестьянство. Подобно инфекционной болезни, не признающей "ни чинов, ни рангов", перекидывается он из дворцов и особняков в скученные кварталы рабочих, загля­дывает в мирные обывательские жилища, пробирается и в глухую русскую деревню... От сексуальных драм "нет защи­ты, нет затворов". Было бы величайшей ошибкой вообра­жать, что в его темных безднах барахтаются одни представи­тели обеспеченных слоев населения. Мутные волны сексу­ального кризиса все чаще и чаще захлестывают за порог рабочих жилищ, создавая и здесь драмы, по своей остроте и жгучести не уступающие психологическим переживаниям "утонченно-буржуазного" мира"[18].

 Разразился кризис скромной частной сексуальной жиз­ни, жизни семейной. Новый закон о браке, провозгласивший "упразднение брака", лишь внешне проложил дорогу этому процессу. Действительная же сексуальная революция проис­ходила в реальной жизни. Для начала один только факт, что руководители государства занялись половыми проблемами, означал революцию, важность которой не следовало недо­оценивать. Затем этим вопросом занялись функционеры более низкого уровня. Поначалу крах старого порядка вызвал лишь хаос. Простые, непросвещенные носители революции мужественно и бесстрашно подошли к задачам невероятной сложности, "образованные" же и благородные представители интеллигенции, напротив, предавались "размышлениям", если они вообще догадывались о сути процессов, происхо­дивших в обществе.

 В своей небольшой книге "Вопросы быта" Троцкий при поддержке московских партийных функционеров обратил внимание советской общественности на скромную повсед­невную жизнь. Он не поднимал половые проблемы! Он просто дал функционерам возможность высказаться по ак­туальным проблемам повседневности. И те, будто они уже разбирались в сексуальной экономике, говорили почти иск­лючительно о "семейном вопросе". Речь шла, однако, не о правовых или социологических вопросах семейной жизни, а о неопределенности и неуверенности, касающихся преобра­зования сексуальной жизни, то есть о том, что прежде было связано с семьей как экономической единицей, а теперь, с ее распадом, породило вопросы, неизвестные ранее.

 В первые годы революции поведение низовых функцио­неров было образцовым для каждой будущей революции. Подход к сексуальной революции (как к ядру всякой куль­турной революции) был правилен не только с точки зрения законодательства, но и в том, что касалось способов рассмот­рения трудностей и постановки вопросов. Вот некоторые примеры.

 Функционер Казаков высказывался следующим образом:

 "С внешней стороны переворот в семейную жизнь вне­сен, то есть стали смотреть на семейную жизнь проще. Но коренное зло не изменилось, то есть облегчение семье от повседневных семейных забот не получается и остается преобладание одного члена семьи над другим. Люди стремят­ся к общественной жизни, и когда этим стремлениям нет достижения из-за семейных нужд, получаются склока, бо­лезнь неврастенией, и тот, который уже с этим не может мириться, или бросает семью, или мучает себя, пока не становится сам неврастеником".

 В нескольких фразах Казаков осмыслил следующие про­блемы:

 1) ситуация в семье внешне основательно изменилась, внутри же семьи все осталось по-прежнему;

 2) семья оказывала тормозящее воздействие на револю­ционный порыв, устремленный к созданию коллектива;

 3) препятствия, имеющиеся внутри семьи, отрицательно сказывались на психическом здоровье ее членов, что равнозначно снижению трудоспособности и радости труда, а также возникновению душевных заболеваний.

 Следующие высказывания раскрывают воздействие глу­боких экономических изменений на прогрессирующий рас­пад семьи.

 Кобозев: "Несомненно, революция внесла большие из­менения в семейно-бытовую жизнь рабочих; в частности, если работают на производстве муж и жена, то последняя считает себя материально независимой и держит себя как равноправная; с другой стороны, изживаются такие предрас­судки, как то: что муж есть глава семьи и т.д. Патриархальная семья распадается. Под веянием революции как в рабочей семье, так и в крестьянской возникает большое стремление к разделу, к самостоятельной жизни, как только она почув­ствует материальную базу своего существования".

 Кульков: "Революция, несомненно, внесла изменения в семейную жизнь, даже в отношении раскрепощения жен­щин. Мужчина привык себя чувствовать главой в семье... далее идет религиозный вопрос, отказ жене в мещанских запросах, а так как по наличным средствам многого провести нельзя, то начинаются скандалы. Со своей стороны, жена тоже предъявляет требования быть более свободной, сдать куда-либо детей, чаще быть с мужем там, где он бывает. От этого и начинаются всякие скандалы и сцены. Отсюда раз­воды. Коммунисты, отвечая на такие вопросы, обыкновенно говорят, что семья, в особенности ссоры мужа с женой, — это частное дело".

 Трудности, охарактеризованные здесь как "религиозный вопрос" и "отказ жене в мещанских запросах", мы можем понять, без сомнений, как выражение противоречия между привязанностями членов семьи друг к другу и сексуальными стремлениями к свободе. Недостаток материальных возмож­ностей, например помещений, должен был привести к скан­далам. Представление о том, что "сексуальность — частное дело", имело вредные последствия. Члены коммунистиче­ской партии оказались перед задачей осуществления рево­люции в личной жизни, но очень часто отходили под защиту формулы закона, не имея ответа на возникшие проблемы.

 Это понял партработник Марков: "Я предупреждаю, что на нас надвигается колоссальное бедствие в том смысле, что мы неправильно поняли понятие "свободной любви". В результате получилось так, что от этой свободной любви ком­мунисты натворили ребятишек... Если война нам дала массу инвалидов, то неправильно понятая свободная любовь на­градит нас еще большими уродами. И мы должны прямо сказать, что в этом направлении в области просвещения мы ничего не сделали, чтобы рабочая масса правильно поняла этот вопрос. И я вполне согласен, что если нам зададут этот вопрос, то мы не в состоянии будем на него ответить".

 О том, что у коммунистов тогда не было мужества для решения вопроса, речь и не заходила. Далее будет видно, что это мужество оказалось ни к чему, так как они не могли справиться с трудностями, которые вызывало обращение к унаследованным богатствам.

 Тот же, кто рассматривает эти высказывания с учетом позднейшего развития событий, должен прийти к такому выводу: все было похоже на великолепную симфонию, в которой аккорды и темы финала были слышны как бы случайно, едва заметно уже в первых звуках. То были темы, возвещавшие трагедию.

 Партийный функционер Кольцов предупреждал: "Вопро­сы эти нигде не обсуждаются, как будто их избегают поче­му-то. До сих пор я никогда их не продумывал... Сейчас для меня это новые вопросы. Я считаю их в высшей степени важными. Над ними стоит призадуматься. По этим же, правда, неопределенным причинам, думаю, они и не выно­сятся на страницы печати".

 В свою очередь, функционер Финковский рано обнару­жил определенный аспект сути сексуального страха: "Разго­воры на эту тему редко поднимаются потому, что они слиш­ком близко всех касаются... Не поднимали их до сих пор, по моему мнению, чтобы не портить себе кровь... Все понима­ют, что выходом из положения может быть взятие государ­ством на себя целиком воспитания и содержания всех детей рабочих (держа их где-то рядом с родителями), освобождение женщины от кухни и пр. Коммунисты на это прекрасное будущее обычно ссылаются, тем самым снимая острый воп­рос с дальнейшего обсуждения... Рабочие знают, что в семье у коммуниста этот вопрос обстоит еще хуже".

 Цейтлин доказал, что обладает революционным инстин­ктом, заявив: "Совершенно не освещается в литературе воп­рос брака и семьи, вопрос отношений между мужчиной и женщиной. Между тем, это те вопросы, которые интересуют работниц и рабочих. Когда мы ставим такие вопросы на собраниях, работницы и рабочие знают об этом, они запол­няют наши собрания. Кроме того, масса чувствует, что эти вопросы замалчиваются, и мы действительно их как бы замалчиваем. Я знаю, что некоторые говорят о том, что у коммунистической партии нет и не может быть определен­ного мнения по этому вопросу... Этот вопрос не освещается, и рабочие и работницы часто задают этот вопрос и не находят на него ответа".

 Такие заявления рабочих, совершенно не сведущих в сексуальной науке, черпавших свои знания только из самой жизни, значили гораздо больше длинных трактатов о "социо­логии семьи". Они доказывали, что разрушение авторитар­ной государственной власти высвободило ранее незамечав­шийся потенциал критики и размышления. Цейтлин ничего не знал о сексуальной экономике и тем не менее точно описал именно то, что утверждает эта наука: интерес средне­статистических масс направлен не на государственную, а на сексуальную политику. Он констатировал безмолвную крити­ку масс в адрес революционных вождей, охваченных бояз­нью сексуальности. Он верно отметил, что пролетарское руководство, если оно ведет себя таким образом, очевидно, не сформировало мнения по данному вопросу и поэтому было вынуждено уклоняться от ответа. Массы же ожидали ответа как раз на этот вопрос.

 Не было недостатка также и в критике нежизненного, только исторического рассмотрения актуальных вопросов, неспособности по-новому применить живую теорию.

[««]   Вильгельм Райх "Сексуальная революция"   [»»]

Главная страница