Главная страница | E-mail

ГЛАВА II. Сексуальная революция

1. Законодательство, стремящееся вперед

 Самым четким выражением первого натиска сексуальной революции на систему традиционной сексуальности было советское право, регламентировавшее новые сексуальные отношения. Большинство традиционных положений в этих законах буквально поставлено на голову. (Хотя позже сексу­альная реакция, например в пробелах брачного законода­тельства, в законах об аборте и т.д., снова обретала почву там, где сразу же не был осуществлен этот переворот в полном объеме.)

 Чтобы лучше понять полный антагонизм морального регулирования, основанного на сексуальной морали и сексу­альном регулировании, необходимо противопоставить зако­нодательство времен революции прежнему, времен царизма. Излишне подробно здесь доказывать, что либеральные и "демократические" законы, регулирующие половые отноше­ния, в принципе, ничем не отличаются от царских законов, а по степени сексуального угнетения, санкционируемого ими, — лишь незначительно. Регулирующие меры, основан­ные на сексуальной морали и авторитарных принципах, всегда оставались, по сути, одними и теми же. Это важно подчеркнуть, потому что мы должны полемизировать с точ­кой зрения, согласно которой меры, принимаемые в Совет­ском Союзе, лишь ставят другой авторитарный порядок на место капиталистического строя, то есть, например, что советский закон о браке представляет собой просто упразд­нение угнетения, а не принципиально иное, начиная с основы, регулирование данной проблемы. Проблема сексуальной экономики заключается как раз в сути этого другого харак­тера "порядка". Процитируем сначала выдержку из царского законодательства:

 "Ст. 106. Муж обязан любить свою жену как собственное свое тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, изви­нять ее недостатки и облегчать ее немощи. Он обязан доставлять жене пропитание и содержание по состоянию и возможности своей.

 Ст. 107. Жена обязана повиноваться мужу своему как главе семьи, пребывать к нему в любви, почтении и послу­шании, оказывать ему угождение и привязанность как хозяй­ка дома.

 Ст. 164. Власть родительская распространяется на детей обоего пола и всякого возраста.

 Ст. 165. Родители, для исправления детей строптивых и неповинующихся, имеют право употреблять домашние исп­равительные меры. В случае же безуспешности сих мер в родительской власти:

 1) детей обоего пола, не состоящих в государственной службе, за упорное неповиновение родительской власти, развратную жизнь и другие явные пороки заключать в тюрь­му;

 2) приносить на них жалобы в судебные установления. За упорное неповиновение родительской власти, за раз­вратную жизнь и другие явные пороки дети по требованию родителей без особого судебного следствия подвергаются тюремному заключению на срок от 2 до 4 месяцев. В этом случае родители вправе увеличивать продолжительность тю­ремного заключения по своему усмотрению или объявлять о вступлении наказания в силу".

 Попытаемся составить общее представление о том, в чем выражается моральное регулирование. Супруги находятся под принуждением морального обязательства, закрепленно­го законом. Муж должен любить свою жену независимо от того, может он или нет, а позже — желает он этого или нет. Жена должна быть покорной домохозяйкой. Изменение си­туации, ставшей безнадежной, невозможно. Закон прямо уполномочивает родителей использовать предоставленную им власть над детьми как раз в тех целях, которые абсолютно едины с интересами авторитарной государственной власти, например за "упорное неповиновение родительской власти (представительнице власти государственной) детей можно сажать в тюрьму сроком от 2 до 4 месяцев.

 Ввиду столь откровенного выражения приверженности государственному строю, зиждущемуся на патриархальной основе, кажется почти невероятным, сколь мало внимания революционное движение уделяло и все еще уделяет сексу­альному угнетению как главному средству порабощения че­ловека. Сексуальной экономике не было нужды вскрывать содержание и механизмы угнетения какого бы то ни было рода, так как они открыто проявлялись и проявляются в любом законодательстве, в любом феномене культуры пат­риархата. Проблема заключается в том, почему этого не видели, почему не было использовано мощное оружие, ко­торым оборачивается такое разоблачение. Как царское, так и любое другое реакционное законодательство дает ясный ответ на вопрос сексуальной экономики о сути этой пробле­мы: целью порядка, основанного на авторитарной морали, является сексуальное угнетение. Везде, где бы ни осуществ­лялось моральное регулирование с использованием своего главного средства — сексуального угнетения, не может быть речи о настоящей свободе.

 О значении, которое социальная революция придавала революции сексуальной, свидетельствуют два декрета за под­писью Ленина, изданные уже 19 и 20 декабря 1917 г. Они, по существу, упраздняли все прежнее законодательство о браке и семье. Один декрет назывался "Об отмене брака ", но его содержание было не таким однозначным, как назва­ние. Второй декрет назывался "О гражданском браке, о детях и о внесении в акты гражданского состояния". Оба закона лишали мужчину права на руководство семьей, предоставля­ли женщине полное материальное, а равно и сексуальное самоопределение, объявляли само собой разумеющимся пра­во женщины на свободный выбор имени, места жительства и гражданства. Любому разумному современнику событий было ясно, что законодательство лишь обеспечило внешние условия процесса, который еще только должен был развер­нуться. Таким способом ему была придана определенная идеологическая форма. Недвусмысленное провозглашение отмены патриархальной власти посредством революционно­го закона разумелось само собой. С отстранением от власти прежнего господствующего класса, с ликвидацией его госу­дарственного аппарата подавления прекратилась, конечно, и отцовская власть над членами семьи, прекратилось и пред­ставительство государства внутри принудительной семьи как структурообразующей ячейки классового общества.

 Если бы тогда была понята логическая и безусловно необходимая связь между авторитарным государством и пат­риархальной семьей как сферой, в которой происходит вос­производство структур этого государства, если бы из пони­мания данной связи были бы сделаны практические выводы, то революция избежала бы некоторых бессмысленных дис­куссий и ошибок, более того, и попятного движения, вызы­вающего опасение. Главное, если бы это произошло, то можно было бы найти правильные аргументы и принять должные меры против представителей старой идеологии и морали, которые шаг за шагом начали повсюду оживляться. Они занимали высшие должности, а участники революци­онного движения и не подозревали, какой вред причиняли эти люди.

 В соответствии с общей тенденцией к упрощению жизни, характерной для советской системы, расторжение принуди­тельного брака было чрезвычайно облегчено. Сексуальный союз, который все еще назывался "брачным", можно было столь же легко расторгнуть, как и заключить. При этом решающее значение имело только "свободно выраженное согласие" партнеров. Никто не мог принудить другого всту­пить в связь, если это противоречило его "свободной воле". Вопрос об отношениях между партнерами больше не решало государство. Сохранение или расторжение этих отношений зависело только от решения самих партнеров. Стало бес­смысленным требовать причин для развода. Если один из партнеров хотел выйти из сексуального сообщества, он не был обязан обосновывать свой шаг. Директор института социальной гигиены в Москве Баткис писал, что брак и его расторжение стали исключительно частным делом, а "прин­цип задолженности", или "расстройства", — "абсолютно чуждым" советскому закону.

 Регистрация отношений перестала быть обязательной. Сексуальные отношения, в которые один из партнеров всту­пал помимо существующих, даже при регистрации послед­них, "не преследовались". Тем не менее неуведомление партнера о таких отношениях рассматривалось как "обман". Обязательство выплаты алиментов первоначально считалось только "переходной мерой". В случае развода оно сохраняло силу лишь на протяжении шести месяцев и только при условии, если один из партнеров был безработным или нетрудоспособным. Переходный характер требования о вы­плате алиментов становится вполне понятным, если учиты­вать тенденцию советской системы к установлению полной экономической независимости всех членов общества. В пер­вые годы после революции эта обязанность имела лишь функцию помощи преодоления первых трудностей, препят­ствовавших реализации замыслов, заложенных в самой сути общественного строя и направленных на достижение полной личной и экономической свободы. Но семья была упраздне­на только юридически, а не фактически. Ведь до тех пор пока общество не может обеспечить пропитание всем взрослым и подрастающему поколению, сохраняется функция семьи, заключающаяся в том, чтобы в качестве представителя об­щества гарантировать социальную обеспеченность всем сво­им членам. Как регистрация брака, так и выплата алиментов задумывались, следовательно, как переходные институты. Если кто-либо жил длительное время в зарегистрированном браке и оказывал материальную помощь своей семье, то для нее возникал ущерб в том случае, когда этот человек брал на себя новые семейные обязательства. Не сообщая своей пер­вой жене о новых отношениях, он, несомненно, обманывал ее. Из таких семейных отношений возникало, следовательно, само собою торможение сексуальной революции или проти­воречие смыслу советского закона, недвусмысленно гаран­тировавшего личную свободу, в том числе и при отношениях с несколькими партнерами.

 Здесь мы впервые сталкиваемся с реальным противоре­чием между элементом советской идеологии свободы, пред­восхитившей в законодательстве о браке будущую сексуаль­ную свободу, которую еще только предстояло достичь, и реальными условиями семейного бытия. Обязанность упла­ты алиментов и заинтересованность в этом женщин, еще не ставших свободными, противоречили желанной свободе. По­зже мы обнаружим такие противоречия во множестве. Здесь же важно не то, что противоречия существовали, а то, в какой форме они были разрешены, шло ли разрешение в соответствии с первоначальным направлением, то есть к свободе, или к торможению.

 Советский закон явственно обнаруживает, таким обра­зом, с одной стороны, элементы, предвосхищающие в идео­логическом отношении желаемое конечное состояние, с другой стороны, элементы, свидетельствующие об учете пе­реходного характера ситуации. Только прослеживая с самого начала динамическое развитие этих противоречий между желаемой целью и действительным положением в данный момент, можно разгадать загадку торможения сексуальной революции в Советском Союзе, все сильнее дающего себя знать.

 Лицемеры, рассуждающие на темы культуры и о половых проблемах, часто призывают на помощь Ленина для поддер­жки своих реакционных позиций. Полезно поэтому будет услышать, сколь ясно Ленин видел, что с помощью законо­дательства положено только начало культурной революции, а с ней и революции сексуальной.

 Дискуссии среди населения о "переустройстве личной и культурной жизни", о так называемом "новом быте", дли­лись годами. Этим дискуссиям были свойственны такие воодушевление и активность, которые могли проявить лишь люди, только что сбросившие тяжелые оковы и ясно поняв­шие, что им надлежит совершенно заново строить свою жизнь. Дискуссии о "половом вопросе" продолжались с начала революции, пока в конце концов не затихли. Мы как раз и пытаемся понять, почему они затихли и уступили место попятному движению. Характерно, что в 1925 г., когда, согласно сообщению Фанины Халле[17] дискуссия о половом вопросе достигла кульминации, тогдашний народный ко­миссар (юстиции. — Прим. пер.) Курский должен был начать новый проект кодекса о браке и семье словами Ленина:

 "Конечно, с помощью одних только законов всего не сделаешь, и мы ни в коем случае не удовлетворимся одними декретами. Но в области законодательства мы уже осущест­вили все, что от нас требовалось, чтобы уравнять положение женщины и мужчины, и мы можем по праву гордиться этим. Положение женщины сейчас таково, что оно, с точки зрения даже самых развитых стран, может быть названо идеальным. Но мы говорим себе, что это, конечно, только начало".

 "Начало" чего? Если понаблюдать за дискуссиями, столь будоражившими тогда все умы, то можно сказать, что кон­серваторы располагали всей сокровищницей старых аргу­ментов и "доказательств". Революционеры же, хотя и точно чувствовали, что на место "старого" должно прийти что-то "новое", но не могли найти слов, чтобы верно выразить суть этого нового. Они боролись смело и неутомимо, но в конце концов ослабели и оказались несостоятельными в дискуссии потому, что им самим приходилось с большим трудом ковать свое оружие, искать аргументы в бурной жизни революции, а также потому, что они сами, в известной мере, были пленниками старых понятий, которые обхватывали их, как водоросли пловца.

 Любое усилие, направленное на раскрытие противоречий советской культурной революции, осталось бы напрасным, если бы не удалось таким образом понять смысл наиболее трагической битвы за новое во всей истории борьбы за эту цель, с тем чтобы противодействовать сексуальной реакции, лучше вооружившись, если общество однажды вновь осоз­нает свое бытие и приступит к переустройству своей жизни.

 В Советском Союзе отсутствует как теоретическая, так и практическая подготовка к встрече с трудностями, порож­денными переустройством культурной жизни. Попытаемся сначала составить представление об этих трудностях, про­истекавших отчасти из незнания глубоких психических структур рода человеческого, унаследованного от патриарха­та, существовавшего при царизме, а отчасти являвшихся трудностями переходного периода революции. Сопоставим же моменты, вполне соответствовавшие революционным замыслам, будь то в форме требований или реальных шагов, с теми, которые выражали неуверенность и позже вынудили к отступлению.

[««]   Вильгельм Райх "Сексуальная революция"   [»»]

Главная страница