Главная страница | E-mail

Молодежь в поисках "новых форм жизни"

 В то время когда благодаря нэпу была восстановлена экономика, выдающуюся роль играло создание частных ком­мун. В коллективных общежитиях молодые люди должны были осуществлять коммунистическую форму общественной жизни. Как свидетельствует Менерт, эти стремления с тече­нием времени снова отошли на задний план.

 "Наступило отрезвление, — писал он в 1932 г. — стали открыто признавать, что мало смысла в том, чтобы уже теперь, когда вся страна переживает процесс ликвидации нэпа и находится в самом начале построения социализма, предвосхищать на маленьких островках его высшую стадию — коммунизм. Несмотря на большое рвение, с которым осуществлялось создание коммун, процесс этот был, скорее, делом, порожденным трудной ситуацией. Сегодня в созда­нии коммун больше не нуждаются". Но эту информацию Менерта все-таки нельзя счесть удовлетворительной. Может быть, попытки создания молодежных коммун, предпринятые в середине 20-х гг., оказались преждевременными? Но поче­му они не удались?

 Общественное развитие в Советском Союзе до сих пор характеризуется тяжелой борьбой новых форм жизни против старых. Исход этой борьбы определит судьбу русской рево­люции. Вопрос о молодежных коммунах представляет собой лишь часть общей проблемы. Мы не можем согласиться с тем, что их создание было лишь "делом, порожденным трудной ситуацией". Представляется более вероятным, что этот в высшей степени серьезный и значительный шаг мо­лодежи завершился неудачей, прежде всего, из-за столкно­вения с непонятными трудностями. Очевидно, новое не смогло возобладать из-за того, что оно было заглушено старым. Тем не менее, в Советском Союзе уже говорят об "осуществленном социализме"[24]. Познакомимся с приведен­ным Менертом отчетом из дневника одной коммуны.

 Это было зимой 1924 г. В Советском Союзе, прежде всего в крупных городах, в том числе и в Москве, властвовала самая жестокая нужда. Общий голод, совместно переноси­мые лишения, общая нехватка жилья сблизили людей. Чув­ство сплоченности, выраставшее из этих общих пережива­ний, стало столь сильным, что иные друзья, которым оста­валось совсем немного до окончания школы, оказались не в состоянии расстаться друг с другом. У них еще не было ясного представления о планах на будущее, но возвращение в обычные индивидуальные семьи после нескольких лет коллективного товарищеского сотрудничества казалось не­возможным. Так появилась идея остаться вместе большой семьей и в будущем, то есть идея создания коммуны. Жела­ющих вступить в коммуну было очень много, но строг был и отбор. Будущие участники оказались достаточно умными, считая такой отбор необходимым. Отвергнутые пролили немало слез.

 После длительных безуспешных поисков жилья на вто­ром этаже одного старого московского дома освободилось несколько комнат в бывшей пивной. На первом этаже нахо­дилась китайская прачечная, пар из которой через трещины в стенах и потолке поднимался наверх. Легче дышалось только с двух до шести часов ночи, когда работа прекраща­лась. Но воодушевлял сам факт, что над головой была крыша.

 Вселение состоялось в апреле 1925 г. Квартира состояла из двух спален, одной жилой комнаты, которую называли клубом, и кухни. Мебелью служили нары, два стола и две скамьи. Десять человек, пятеро девушек и пятеро юношей, хотели создать новую жизнь.

 Сначала планировалось делать всю работу по дому свои­ми руками. Но уже вскоре коммунары оказались так пере­гружены задачами, которые надо было выполнять вне дома, что, когда прошло первое воодушевление, они стали с про­хладцей относиться к домашним делам. Воцарилась неряш­ливость. Прошло несколько месяцев, и в дневнике коммуны появились такие записи:

 "28 октября. Дежурный по комнате проспал. Завтрака не было. Помещение коммуны оказалось не убрано. После ужина посуда не вымыта (кстати, не было воды).

 29 октября. Опять без завтрака. Ужина тоже нет. Посуда все еще не вымыта. Ни столовая, ни туалет не убраны (да и вообще туалет почти никогда не убирается). Везде толстый слой пыли. Когда мы ложились спать, дверь оставалась незапертой. В двух комнатах остался свет. (Обычное явле­ние.) Вопреки всем правилам наш фотолюбитель принялся в два часа ночи проявлять снимки.

 30 октября. Мы начали уборку. Все разбросано по полу, на подоконниках, на стульях, на кроватях и под ними. Газеты, чернильницы, письма, ручки раскиданы по всему клубу. На столе хаос. В кухне все еще стоит невымытая посуда, чистой больше нет. Кухонный стол заставлен до предела. Водосток забит грязным жиром. Столовая превра­тилась в ад. Коммунары спокойны, апатичны, а некоторые даже довольны. Построим ли мы так новую жизнь?"

 Несколько дней спустя принимается решение нанять экономку. Но разве это не чистой воды эксплуатация? После обстоятельного совещания принимается решение: "Любой человек вынужден постоянно пользоваться платными услу­гами других; он сдает белье в прачечную, приглашает убор­щицу, чтобы она вымыла пол, заказывает рубашку у портни­хи. Наем экономки является, в принципе, тем же самым, разве что в этом случае все названные работы выполняются одним лицом". Так в коммуну пришла экономка Акулина, а с ней воцарились определенные чистота и порядок.

 Несмотря на это, к исходу первого года дневник коммуны фиксирует мрачную картину. Взаимоотношения между ком­мунарами безотрадны: "Давление тяжелой обстановки вы­звало нервозность и раздражительность". Последовало четы­ре выхода из коммуны. Одна девушка ушла, заявив, что в коммуне она подрывает здоровье, другая мотивировала свой уход вредным характером одного из юношей, третья вышла замуж и переехала к мужу. Четвертым был парень, который утаил от товарищей по коммуне часть своего заработка — 160 рублей. В наказание за это его исключили. В результате остались только две девушки и четверо юношей. Это была низшая точка самого серьезного кризиса. С наступлением лета снова началось движение по восходящей. Скоро комму­на насчитывала одиннадцать участников, почти все они были студентами. В конце концов из первых десяти основателей коммуны осталось только четверо. Все коммунары (пять девушек и шесть юношей) были ровесниками — в возрасте 22 — 23 лет.

 С организационной точки зрения, для коммуны было характерно восприятие государственно-формальных меха­низмов регулирования — "комиссий". Каждый вопрос, даже самый незначительный, обсуждался на общем собрании чле­нов коммуны. Отдельным "комиссиям" надлежало заботить­ся о различных сторонах жизни. Перед финансовой комис­сией стояла трудная задача поддерживать равновесие между доходами и расходами, хозяйственная комиссия отвечала за продовольствие и другие покупки, а также за соблюдение порядка в доме. Учебно-политическая комиссия занималась вопросами, связанными с учебой коммунаров, заботилась о пополнении библиотеки и приобретении газет, а также под­держивала связь между коммуной и молодежными органи­зациями, прежде всего комсомолом. В ведении вещевой комиссии находилось приобретение одежды, белья и обуви, а санитарная комиссия заботилась о здоровье коммунаров и обеспечивала их мылом и зубным порошком.

 Но по мере того как члены коммуны преодолели первые трудности устройства своего чисто материального бытия и начала заявлять о себе так называемая частная жизнь, нача­лись проблемы морального характера.

 Среди трудностей, обременявших жизнь коммуны, мож­но различать непосредственные последствия материальной нужды и выражение сексуального страха, обусловленного структурой личности. Со стороны складывалось впечатле­ние, что "эгоизм", "индивидуализм" и "мещанские привыч­ки" вредили коллективистскому духу коммуны. Предприни­мались попытки выкорчевать эти старые "плохие свойства" с помощью ужесточения дисциплины и моральных требова­ний. В противовес "эгоистическим склонностям" устанавли­вался некий идеал, моральный принцип "коллективной жиз­ни". Следовательно, с помощью морально-этических, даже авторитарных мер пытались создать организацию, принци­пами которой должны были быть самоуправление и добро­вольная внутренняя дисциплина. Откуда проистекал этот недостаток внутренней дисциплины? Могла ли коммуна в долговременной перспективе выдержать противоречие меж­ду принципом самоуправления и насаждением авторитарной дисциплины?

 Самоуправление коммуны предполагает психическое здоровье, требующее, в свою очередь, обеспечения всех внутренних и внешних условий для любовной жизни, при­носящей удовлетворение. Противоречие между самоуправле­нием и насаждением авторитарной дисциплины коренилось в противоречии между стремлением к коллективной жизни и психической структурой коммунаров, непригодной для нее. Молодые люди оказывались несостоятельными при урегу­лировании сексуальных отношений внутри коммуны. Коллек­тив должен был стать новой родиной для молодежи, которой опостылел родительский дом, но в сознании этой молодежи уживались одновременно страх перед семьей и тоска по ней.

 Проблемы с колкой дров и выполнением мелких повседнев­ных обязанностей стали неразрешимыми только из-за запу­танности сексуальных отношений. Поначалу коммунары вы­двигали вполне верные требования. Отношения должны были быть "товарищескими". Но никогда так и не стало ясным, что значит "товарищеские". Правильно подчеркива­лось, что коммуна — не монастырь, а коммунары — не аскеты. В уставе коммуны было даже дословно записано:

 "Мы считаем, что ограничение половых отношений (любви) не должно иметь места. Половые отношения долж­ны быть открытыми, и мы должны воспринимать их серьезно и сознательно. Следствием нетоварищеских отношений яв­ляются стремление уединиться в темном углу, флирт и тому подобные нежелательные явления".

 В этих немногих словах видно, что коммунары инстинк­тивно правильно поняли принцип сексуальной экономики: несвобода половых отношений ведет к "занятиям любовью" на черной лестнице. Были ли коммунары так воспитаны, сознавали ли они настолько свою сексуальность, были ли они настолько здоровы, чтобы последовать этому правиль­ному, с точки зрения сексуальной экономики, коллективи­стскому принципу? Нет, они не были таковы.

 Уже вскоре оказалось, что с помощью требований и слов нельзя решить проблемы перестройки психической структу­ры. Как выяснилось, желание юноши и девушки уединиться, без помех предаться любви отнюдь не является следствием нетоварищеских отношений. Тотчас же дала о себе знать проблема жизни молодежи всех социальных слоев любой страны: отсутствие собственного жилья. Каждая комната была полна народа. Где же могла беспрепятственно разви­ваться любовная жизнь? При основании коммуны никто не подумал о множестве задач, которые возникнут из одного лишь факта совместного пребывания лиц обоего пола. Так диктовала действительность, сама жизнь, и с ней невозмож­но было что-либо поделать ни приказом, ни дисциплиной. Позже "конституция" коммуны получила дополнение, на­правленное на то, чтобы одним ударом покончить с пробле­мой. Оно гласило: "В первые годы существования коммуны половые отношения между коммунарами нежелательны!"

 В протоколе сказано, что это решение смогло продер­жаться два года. После всего того, что нам известно о юношеской сексуальности, мы считаем это совершенно не­реальным. Нет сомнения, что половые отношения продол­жались втайне, будучи недоступными для глаз "комиссии". Так часть реакционного мира сумела вторгнуться в новый. Был нарушен первый правильный принцип коммуны — быть открытым и откровенным в половых отношениях.

[««]   Вильгельм Райх "Сексуальная революция"   [»»]

Главная страница