Главная страница | E-mail

2. Треугольная структура

 Если семья, на которую вышеописанным образом воз­действует идеологическая атмосфера общества, оказывает влияние на ребенка, то ее треугольная структура порождает, кроме этого воздействия, и специфическое положение ре­бенка, вполне соответствующее направленности консерва­тивных тенденций общества.

 Основополагающее значение для понимания индивиду­ального сексуального развития имеет открытие Фрейда, за­ключающееся в том, что повсюду, где существует эта треу­гольная структура, ребенок вступает в совершенно опреде­ленные чувственные и нежные отношения со своими родителями. Так называемый эдипов комплекс охватывает все эти отношения, которые определяются и окружением, и структурой семьи как с точки зрения их интенсивности, так и, главное, с точки зрения их результата. Свои первые любовные порывы генитального характера (прегенитальные устремления здесь мы не рассматриваем, чтобы упростить изложение) ребенок направляет на тех, кто ему ближе всего в его окружении, а это большей частью родители. Типична любовь к родителю противоположного пола, тогда как роди­тель своего пола поначалу ненавистен. По отношению к последнему развиваются импульсы ревности и ненависти, но одновременно — чувства вины и страха перед ним. Страх касается, прежде всего, собственных генитальных побужде­ний, направленных на родителя противоположного пола. Этот страх, соединенный с невозможностью действительно­сти удовлетворить кровосмесительное желание, вытесняет желание вместе с генитальными стремлениями. От вытесне­ния и берут начало большей частью будущие нарушения любовных отношений.

 Не следует оставлять без внимания два обстоятельства, имеющих важнейшее значение для последствий этого дет­ского переживания. Во-первых, дело не дошло бы до вытес­нения, если бы мальчику пришлось, например, "отказаться" от своей матери, но правила общественной морали позволя­ли бы ему генитальные игры со сверстниками или занятие онанизмом. Неоспорим факт, что эти сексуальные игры (в "доктора" и т.д.) всегда практикуются там, где дети длитель­ное время находятся вместе со своими ровесниками, причем они ясно понимают предосудительность такого действия. Так возникает чувство вины и вредоносная фиксация на этих играх.

 Поведение ребенка, не осмеливающегося принять уча­стие в такой игре, когда есть возможность, вполне соответ­ствует принципам семейного воспитания, но он — несом­ненный кандидат на наличие в будущем ущербной половой жизни. В свое время история попросту проигнорирует по­пытки сбросить такие констатации со счета как результаты испорченной фантазии. Будет невозможно более продолжать отрицать эти факты и избегать выводов, которые они навя­зывают. Конечно, осмысление таких фактов обществом не­возможно до тех пор, пока семейное воспитание имеет экономические и политические корни в этом авторитарном обществе.

 Вытеснение ранних сексуальных побуждений будет в качественном и количественном отношении решающим об­разом определяться характером сексуального мышления ро­дителей. Многое зависит от его большей или меньшей строгости, от того, затрагивает ли оно привычку ребенка к онанизму, и от многого другого.

 Тот факт, что ребенок именно в критическом возрасте между четырьмя и шестью годами переживает свои генитальные ощущения в родительском доме, навязывает ему опре­деленные решения, специфические как раз для семейного воспитания. Ребенок, который начиная с третьего года жиз­ни воспитывался бы с другими детьми без жесткой опеки со стороны родителей, развивал бы свою сексуальность совер­шенно по-другому, в формах, обсуждение которых здесь не представляется возможным. Не следует также недооценивать и тот факт, что семейное воспитание имеет практически индивидуалистический характер, исключает благотворное воздействие детского коллектива, даже если ребенок еже­дневно проводит несколько часов в детском саду. Семейная идеология на деле оказывает гораздо большее влияние на детский сад, нежели этот последний — на семейное воспи­тание.

 Итак, ребенок "втискивается" в семью, что порождает фиксацию на родителях как образце сексуальных отношений и воплощении авторитета. Родительская власть, независимо от того, строга она или нет, подавляет ребенка просто в силу его физической малости. Привязанность, зиждущаяся на власти, вскоре начинает преобладать над сексуальной, оттес­няет ее в состояние неосознанного существования, а позже, когда сексуальные интересы должны обратиться за пределы семьи, оказывается труднопреодолимым барьером между сексуальным интересом и действительностью. Именно пото­му, что привязанность, зиждущаяся на власти, сама стано­вится в значительной степени неосознанной, она не подда­ется сознательному воздействию. Ребенок мало что может сказать, если неосознанная привязанность к родительскому авторитету часто выражается как ее противоположность, как невротический бунт. Он, тем не менее, не в состоянии добиться развития сексуальных интересов, разве только в форме инстинктивных и неконтролируемых сексуальных действий как болезненных компромиссов между сексуально­стью и действительностью. Ликвидация этой привязанности к родителям — вот предпосылка здоровой половой жизни. Сегодня же удается ликвидировать ее лишь в немногих случаях.

 Привязанность к родителям — как сексуальная, так и авторитарная (подчинение авторитету отца) — затрудняет шаг в сексуальную и социальную реальность в период по­лового созревания, если не делает этот шаг полностью не­возможным. Мелкобуржуазный идеал послушного сына и добропорядочной дочери семейства, сохраняющийся в со­знании детей вплоть до зрелости, является крайней проти­воположностью представления о свободной, самостоятель­ной юности.

 Другой признак семейного воспитания заключается в том, что родители, в особенности мать, если она не вынуж­дена зарабатывать на жизнь вне семьи, начинают со време­нем все более искать и находить в детях содержание своей жизни. Ущерб, наносимый при этом детям, заключается в том, что они играют роль домашних собак, которых можно любить, но и мучить как заблагорассудится, и что аффектив­ное отношение к детям часто делает родителей непригодны­ми для воспитания. Все это слишком банальные факты, не стоящие того, чтобы мы уделяли им большое внимание.

 То ощущение убожества брака, которое не удается непос­редственно выплеснуть в супружеских конфликтах, излива­ется на детей. Это вновь наносит ущерб их самостоятельно­сти и сексуальной структуре, но одновременно создает и новое противоречие — между сопереживанием родительско­го брака и рождающейся отсюда враждебностью к этому институту, с одной стороны, и возникающей впоследствии экономической необходимостью вступить в брак. Трагедии разыгрываются именно в пору полового созревания: если юношам и девушкам удалось счастливо избежать ущерба, наносимого половым воспитанием в детстве, то они намере­ваются избавиться от новых оков, накладываемых семьей.

 Сексуальные ограничения, которые приходилось накла­дывать на себя взрослым, чтобы быть в состоянии вынести существование в браке и семье, они распространяют и на детей. А так как позже и детям приходится "опускаться" в семейную жизнь, то сексуальные ограничения продолжают действовать из поколения в поколение.

 Поскольку принудительная семья экономически сращи­вается с авторитарным обществом, постольку надеяться на выкорчевывание в этом обществе последствий ее существо­вания означает страдать полной слепотой по отношению к фактам и их взаимосвязям. Дело ведь в том, что эти послед­ствия заключаются в положении самой семьи и закреплены в бессознательном механизме структуры инстинктов каждого индивида так, что они не поддаются ликвидации.

 К непосредственным препятствиям развитию сексуаль­ности, вытекающим из отношения к родителям, добавляется чувство вины, порожденное безмерной ненавистью, которая на протяжении многих лет накапливалась в душах детей под воздействием отношений в семье. Если эта ненависть осоз­нается, она может стать мощной индивидуальной революци­онной движущей силой, превратиться в двигатель освобож­дения из семейного сообщества и может быть легко перене­сена на рациональные цели, побуждая к борьбе против условий, породивших саму эту ненависть.

 Если же эта ненависть вытесняется из сознания, 'то развиваются противодействующие ей побуждения к верной приверженности и детскому послушанию, которые, конечно же, превращаются в подобие свинцовых гирь, если рацио­нальные причины впоследствии побуждают человека к дви­жению к свободе. В результате можно встретить человека, который, вероятно, и выступает за полную свободу, но посылает своих детей на уроки Закона Божьего и сам не выходит из церковной общины, хотя это противоречит его убеждениям, — и все только потому, что "он не может сделать что-нибудь такое своим старым родителям". Ему свойственны робость, склонность к колебаниям, нереши­тельность, скованность из-за оглядки на семью и т.д. Это, конечно, не передовой борец за свободу.

 Та же самая обстановка в семье может, однако, породить и "революционера" по причинам невротического характера. Такой тип встречается очень часто среди представителей мелкобуржуазной интеллигенции. Это, конечно, ничего не говорит о его ценности как революционера, но связь с чувством вины, сохраняющаяся в его характере, делает ре­волюционность личности, структурированной таким обра­зом, весьма проблематичной.

 Семейное половое воспитание должно по самой своей сути нанести ущерб половой жизни индивида. Если тому или другому человеку все-таки удастся добиться для себя здоро­вой половой жизни, это происходит обычно в ущерб его привязанности к семье.

 Подавление сексуальных потребностей проявляется, кроме того, в общем снижении духовных и эмоциональных функций, прежде всего уверенности в себе, способности к критическому восприятию действительности. Авторитарный общественный строй не заинтересован в "морали самой по себе". Только изменения в психическом организме, которые стоит приписать укоренению сексуальной морали, создают духовную структуру, образующую в массовой психологии основу всякого авторитарного общественного строя^1[8]. Пси­хологическая структура подданного представляет собой смесь из полового бессилия, беспомощности, несамостоя­тельности, тоски по вождю, страха перед властью, боязни жизни и мистицизма. Она характеризуется склонностью к бунтовщичеству и одновременно к подчиненности. Сексу­альный страх и сексуальное лицемерие образуют ядро того, что называется мелкобуржуазной психологией. Люди с такой структурой характера неспособны к демократии. Об эти структуры разбиваются попытки создания или сохранения организаций, руководство которых является подлинно де­мократическим. Они создают ту почву в массовой психоло­гии, на которой могут развиваться диктаторские вожделения и бюрократические склонности вождей, избранных демок­ратическим путем.

 Следовательно, семья имеет двойную политическую фун­кцию:

 1. Она воспроизводит самое себя, калеча человека в сексуальном отношении. Благодаря сохранению патриар­хальной семьи консервируется и сексуальное угнетение с его последствиями — сексуальными нарушениями, неврозами, душевными заболеваниями, половыми преступлениями.

 2. Она порождает подданных, боящихся власти и испы­тывающих страх перед жизнью, и так создает возможность господства кучки властителей над массами.

 Таким образом, семья приобретает, с точки зрения кон­серваторов, особое значение как оплот того общественного строя, который они защищают. Отсюда становится ясной позиция, которую занимают и решительнее всего отстаивают представители консервативной сексуальной науки: по их мнению, семья является институтом, "сохраняющим госу­дарство и народ", — конечно, в реакционном смысле. Поэ­тому и характеристика семьи может быть для нас критерием оценки общего характера того или иного строя.

[««]   Вильгельм Райх "Сексуальная революция"   [»»]

Главная страница