Главная страница | E-mail

ФОРМИРОВАНИЕ  АППАРАТА  АВТОРИТАРНОГО  ГОСУДАРСТВА НА  ОСНОВЕ РАЦИОНАЛЬНЫХ  ОБЩЕСТВЕННЫХ  ОТНОШЕНИЙ

 Вторая мировая война вновь подтвердила то, что было уже давно известно: принципиальное различие между реакционным политиком и подлинным демократом обнаруживается в их отношении к государственной власти. На основе этого отношения можно дать объективную оценку общественному характеру человека, независимо от его принадлежности к той или иной политической партии. Отсюда следует, что среди фашистов могут быть подлинные демократы, а среди партийных демократов могут быть настоящие фашисты. Как и характерологическая структура личности, это отношение к государственной власти не ограничивается каким-либо одним классом или политической группой. С социологической точки зрения представляется неправильным и недопустимым изображать все в черном и белом цвете. Нельзя механически отождествлять психические установки с политическими партиями.

 К характерным особенностям реакционера относится его стремление защищать главенство государства над обществом; защита «идеи государства» приводит его непосредственно к диктаторскому абсолютизму, независимо от формы его проявления (королевская, представительская или фашистская форма государственной власти). Подлинный демократ признает и защищает естественную рабочую демократию как естественную основу интернационального и национального сотрудничества. Он всегда ставит своей целью преодоление трудностей социального сотрудничества путем устранения их социальных причин. Эта цель характеризует его как подлинного демократа.

 Здесь нам понадобится подробно рассмотреть процесс формирования авторитарного государства и присущую ему рациональную функцию. Нет смысла вступать в борьбу с иррационально-социальным институтом, не найдя ответ на вопрос, каким образом, несмотря на свою иррациональность, этот институт смог не только выжить, но даже возродиться. Наше исследование российского государственного аппарата показало, что со временем этот аппарат стал необходим. Нетрудно заметить, что, несмотря на всю свою иррациональность, он, бесспорно, выполнял рациональную функцию, которая заключалась в объединении и руководстве русским народом после того, как массам не удалось установить общественное самоуправление.

 Мы без колебаний назовем иррациональным поведение матери, которая властно и строго обращается со своим невротическим ребенком. Нетрудно понять, что такая строгость раздражает ребенка, но при этом не следует упускать из виду один чрезвычайно важный для борьбы с авторитарным воспитанием момент: только авторитарные средства позволяют держать в повиновении ребенка, который стал невротиком и живет в атмосфере невротической семьи. Другими словами, хотя строгость матери, в принципе, не является рациональной, тем не менее она имеет рациональную сторону, сколь бы условной и ограниченной она ни была. Мы должны признать условную рациональность строгого обращения с ребенком, если надеемся убедить педагога, вынужденного применять авторитарный метод воспитания, в возможности обойтись без такого метода на основе профилактики невротических состояний.

 Как бы нам этого ни хотелось, все же мы вынуждены признать, что утверждение об условно-ограниченной рациональности структуры личности также применимо и к авторитарному государству. Естественно, такое признание может превратиться в опасное оружие в руках мистически настроенного диктатора, ибо тогда он сможет заявить: «Видите! Даже либеральные сторонники рабочей демократии признают необходимость и рациональность авторитарной формы правления». Теперь мы знаем, что «оправданием» авторитарной формы правления служит иррациональность характерологической структуры народных масс. Только таким образом можно понять диктатуру, и это понимание позволяет надеяться на устранение диктатуры из жизни человека. Понимание иррациональной особенности характерологической структуры масс дает нам социальную основу для преодоления этой иррациональности, а вместе с ней и самой диктатуры. При этом преодоление будет носить не иллюзорный, а объективно-научный характер. Государственная власть всегда укрепляется, когда разрываются узы общественного сотрудничества. Это вполне согласуется с авторитарно-моралистическим способом поверхностного преодоления трудностей. Такой подход, разумеется, не устраняет социальное зло, а лишь отодвигает его на задний план, откуда оно затем с новой силой прорывается на авансцену. Этот метод применяют тогда, когда отсутствуют иные методы борьбы с насильниками и убийцами, кроме смертной казни. Именно этим методом и пользуется авторитарное государство. Однако рабочая демократия обращается к сути дела и задает вопрос: каким образом можно полностью устранить такие явления, как изнасилование и убийство? Проблема устранения этих явлений приобретет отчетливое очертание только тогда, когда мы поймем принудительный характер смертной казни и одновременно осудим его. Несомненно, устранение социальных зол служит одним из основных средств, вызывающих отмирание авторитарного государства. Авторитарно-моралистические методы социального управления, вероятно, будут существовать до тех пор, пока им на смену не придут методы самоуправления. Это утверждение справедливо не только для государства вообще, но и для всех других областей общественной жизни.

 Действительно, авторитарное государство по существу выполняет функцию репрессивного аппарата. Но его роль не ограничивается этой функцией. Первоначально, до превращения в репрессивный аппарат общества, государство представляло собой некую совокупность саморегулирующихся общественных отношений. Оно было идентично обществу. Однако со временем государство отделилось от общества, стало чуждым ему и в конечном счете превратилось в силу, возвысившуюся над обществом.

 До тех пор, пока общество существовало без серьезных внутренних противоречий (например, клановое общество), оно не нуждалось в специальном органе власти для объединения социальных организмов. Природа общества такова, что оно нуждается в силе, способной предотвратить его распад, когда данное общество раздирается на части в результате борьбы противоположных интересов и жизненных трудностей. Наряду с прочими факторами, приходу немецкого фашизма к власти немало способствовал раскол немецкого общества, вызванный борьбой множества различных политических партий. Быстрый и убедительный приход фашизма к власти ясно показывает, что обещание сохранить единство общества с помощью государства представлялось большинству немецкого народа более существенным, чем программы отдельных партий. Но это не опровергает утверждения, что идеи и политические идеологии не могут устранить внутренний раскол общества. При этом не имеет значения, какого рода та или иная политическая идея — авторитарная или неавторитарная. Идею государства использовали в своих целях не только фашисты. Они просто использовали ее более эффективно, чем социал-демократическое правительство, коммунисты и либералы. Поэтому они и одержали победу. Таким образом, политический раскол общества приводит к идее государства, и, наоборот, идея государства приводит к расколу общества. Из этого порочного круга можно выйти только тогда, когда будет найден источник и общий знаменатель раскола общества и идеи государства. Как мы уже установили, таким общим знаменателем является иррациональная особенность характерологической структуры народных масс. Об этом общем знаменателе не имели ни малейшего представления как поборники идеи государства, так и обладатели других политических программ. Утверждение о том, что тот или иной диктатор пришел к власти вопреки воли общества или был навязан ему извне, составляет одну из самых серьезных ошибок в оценке диктатур. В действительности, как показывает история, каждый диктатор выдвигал на первый план уже существующие идеи государства. Он лишь присваивал определенную идею и подавлял все остальные идеи, не связанные с достижением власти.

 В прошлом столетии Фридрих Энгельс дал ясную оценку рационально-иррациональной двойственности государства и его идеи:

 «Поэтому государство, безусловно, не является властью, навязанной обществу извне. Тем более оно не является реальностью моральной идеи", "образом и реальностью разума", как утверждал Гегель. Государство — это продукт деятельности общества на определенном этапе его развития. Это означает, что общество вступило в неразрешимое противоречие с самим собой и раскололось на непримиримые интересы, с которыми оно не может справиться. Для предотвращения бесплодной борьбы классов с противоположными экономическими интересами, которая может привести к гибели этих классов и общества, понадобилась сила, которая стояла бы над обществом и способна была контролировать развитие конфликта в „разумных" пределах. Эта сила возникает в обществе, возвышается над ним и постепенно отчуждается от него. Такой силой является государство» Эта социологическая интерпретация концепции государства, данная промышленником и немецким социологом Фридрихом Энгельсом, полностью разрушила все представления о государстве, которые в той или иной мере были обязаны своим возникновением абстрактно-метафизической идее Платона. Теория Энгельса не устанавливает связь между государственным аппаратом, с одной стороны, и высшими ценностями и националистическим мистицизмом, с другой. В ней просто дано описание двойственной природы государства. Поскольку в этой теории содержится разъяснение социальной основы государственного аппарата и в то же время указывается противоречие между государством и обществом, она позволяет проницательному государственному деятелю (такому, как Массарик или Рузвельт) понять раскат общества и обусловленную этим необходимость возникновения государственного аппарата. Более того, она позволяет упразднить государственный аппарат.

 Теперь мы рассмотрим генезис двойственной природы государства на следующем примере.

 На начальных этапах развития цивилизации социальные задачи совместной жизни и труда не представляли затруднений. Поэтому взаимоотношения между людьми отличались простотой. Эти взаимоотношения можно встретить в тех остатках архаических, простых культур, которые и поныне существуют в нетронутом виде. Мы поясним нашу точку зрения на примере известной структуры общества тробриандеров. У них существовало натуральное хозяйство. Здесь не имеет значения тип рыночной экономики. Один клан занимается ловлей рыбы, а другой — выращиванием фруктов. У одного клана образуется избыток рыбы, а у другого — избыток фруктов. Поэтому они осуществляют обмен рыбы на фрукты и наоборот. Их экономические связи очень просты.

 Наряду с экономическими связями, среди членов клана существуют определенные семейные связи. Поскольку брак имеет экзогамный характер, юноши и девушки одного клана формировали половые связи с юношами и девушками другого клана. Если под социальными отношениями мы будем понимать все отношения, способствующие удовлетворению основной биологической потребности, тогда сексуальные отношения существуют наравне с экономическими отношениями. Чем больше труд отделяется от удовлетворения потребности (усложняя тем самым потребности), тем меньше отдельный член общества способен выполнять возложенные на него многообразные задачи. Поясним это на следующем примере.

 Перенесем общество тробриандеров с его натуральным хозяйством в любое место Европы или Азии. Такое предположение представляется допустимым, так как все народы мира возникли на основе племен, которые первоначально сформировались на основе клановых групп. Аналогично этому рыночная экономика возникла на основе натурального хозяйства. Теперь предположим, что в одной из небольших общин, насчитывающей около двухсот человек, возникает потребность установить связь с другими небольшими общинами. Эта потребность невелика — всего одному из двухсот членов общины есть что сообщить члену другой общины. Он садится на коня, скачет в другую общину и доставляет свое сообщение. В связи с возникновением письменности постепенно растет потребность в расширении контактов с другими общинами. Если до того времени каждый человек сам доставлял свою почту, то теперь всадника просят доставить несколько писем. Тем временем общины разрослись, и теперь каждая из них насчитывает от двух до пяти тысяч членов. Растет потребность вступать в переписку с членами других общин. Уже сотни людей ведут переписку. С развитием торговли переписка становится распространенным явлением. Доставка писем становится повседневным, чрезвычайно важным делом. Старый способ доставки писем утрачивает эффективность. Одна из общин обсуждает этот вопрос и решает нанять на службу «почтальона». Она освобождает одного из своих членов от всех других обязанностей, гарантирует ему определенный доход и поручает ему осуществлять доставку общинной почты. Этот первый почтальон олицетворяет социальную связь между написанием и доставкой письма. Таким образом, возникает социальный орган, единственная задача которого заключается в доставке писем. Наш почтальон служит простейшим примером общественного администратора, который выполняет жизненно необходимую работу на благо общества.

 Проходит много лет, и примитивные общины превращаются в небольшие города с населением около пятидесяти тысяч каждый. Наряду с прочими факторами, рост общин объясняется новой функцией переписки и связанными с ней общественными отношениями. Теперь одного почтальона недостаточно; нужны сто почтальонов. Они нуждаются в своей собственной администрации, поэтому один из почтальонов назначается главным почтальоном. Его освобождают от прежних обязанностей и поручают организовать эффективную работу ста почтальонов. Он не осуществляет «контроль» и не отдает приказы. Он не возвышается над группой почтальонов. Он лишь облегчает их работу, определяя время сбора и доставки писем. Теперь он решает начать выпуск почтовых марок, которые упрощают всю работу.

 Таким образом, простая, чрезвычайно необходимая деятельность становится автономной. «Почтовая система» превратилась в «аппарат» общества. Она возникла в обществе для улучшения координации его деятельности. Она еще не противопоставляет себя данному обществу в качестве верховной власти.

 Каким образом такой административный аппарат общества может превратиться в репрессивный аппарат? Он не превращается в репрессивный орган на основе своей первоначальной деятельности. Административный аппарат сохраняет свои общественные обязанности, но постепенно приобретает особенности, не связанные с его необходимой деятельностью. Далее в нашей общине начинают формироваться условия возникновения авторитарного патриархата. Происходит это совершенно независимо от процесса развития почтовой системы. На основе семей племенных вождей возникают «аристократические» семьи. Накапливая приданое, они приобретают два права: право, связанное с собственностью, и право запрещать своим детям вступать в половую связь с менее состоятельными членами общины. В процессе развития экономического и сексуального рабства эти две функции власти всегда идут рука об руку. Приобретая все большую власть, авторитарный патриарх стремится воспрепятствовать установлению связей между более слабыми членами общины с другими общинами. Кроме того, он не позволяет своим дочерям вступать в любовную переписку по своему усмотрению. Для него важно, чтобы его дочери устанавливали отношения только с определенными, состоятельными мужчинами. В силу своей заинтересованности в осуществлении сексуального и экономического подавления он присваивает те независимые социальные функции, которые первоначально осуществлялись обществом в целом. Используя свое растущее влияние, наш патриарх вводит новое постановление, запрещающее почтовой службе осуществлять доставку всех писем без разбора. Например, в соответствии с новым постановлением запрещается осуществлять доставку всех любовных писем и некоторых деловых писем. Для выполнения новой обязанности почтовая контора поручает одному из своих почтальонов «цензурирование почтовой корреспонденции». Таким образом, управление почтовой службы берет на себя вторую обязанность, благодаря которой оно превращается в авторитарный орган власти, обособленный от общества и возвышающийся над ним. Это составляет первый этап на пути формирования авторитарно-государственного аппарата на основе социально-административного аппарата. Почтальоны по-прежнему осуществляют доставку писем, но теперь они начали совать нос в письма, чтобы определить, кому разрешено и кому не разрешено писать письма, о чем можно и о чем нельзя писать. Отношение общества к этим действиям может принять одну из двух форм: терпимость или протест. Таким образом, в обществе образовался первый разрыв. Его можно назвать «классовым конфликтом» или как-нибудь по-иному. Дело заключается не в словах, а в сути: сформировалось различие между существенно важной для общества обязанностью и обязанностью, ограничивающей свободу. С этого момента произвол вступает в свои права. Например, иезуиты могут использовать почтовую цензуру в своих целях. Полиция безопасности может использовать существующую почтовую цензуру для усиления своей власти.

 Этот упрощенный пример вполне применим к сложному механизму современного общества. Он относится к нашей банковской системе, полиции, системе образования, распределению продуктов и, разумеется, отношению общества к другим народам. Мы начинаем разбираться в хаосе, когда при оценке какой-либо деятельности государства мы постоянно спрашиваем себя, какая часть этой деятельности относится к первоначальному выполнению социальных задач и какая часть относится к впоследствии приобретенной функции подавления свободы членов общества. Первоначальная задача полиции Нью-Йорка, Берлина или любого другого города заключалась в защите общества от убийств и краж. Поскольку полицейские выполняют эту задачу, они осуществляют полезную для общества деятельность. Но полиция превращается в орган тиранической, авторитарно-государственной власти, возвышающейся над обществом и выступающей против него, когда полиция считает себя вправе запрещать невинные игры в частных домах, давать или не давать разрешение мужчине или женщине принимать в своей квартире представителя противоположного пола, определять, когда люди должны ложиться спать и вставать.

 Одна из задач рабочей демократии заключается в устранении тех функций социальной администрации, благодаря которым она возвышается над обществом и выступает против него. Естественный процесс развития рабочей демократии допускает только те административные функции, которые способствуют объединению общества и облегчают существенные виды его деятельности. Отсюда видна недопустимость механического «одобрения» или «осуждения» «государства». Необходимо проводить различие между первоначальными и репрессивными функциями государства. Очевидно, что государственный аппарат превратится в исполнительный орган общества, когда при выполнении своих естественных обязанностей он будет действовать в интересах всего общества. Когда это произойдет, он перестанет быть «государственным аппаратом». Государственный аппарат освободится от тех особенностей, которые обособляют его от общества, ставят его над обществом, побуждают выступать против общества и внедряют в него зародыш авторитарной диктатуры. В результате происходит подлинное отмирание государства, т. е. отмирание его иррациональных функций. При этом необходимые рациональные функции остаются существенно необходимыми и продолжают существовать.

 Это различие позволяет рассматривать каждую существенно важную деятельность администрации с целью определить, не стремится ли она возвыситься над обществом и выступить против общества, не превращается ли та или иная административная функция в новое орудие авторитарной власти государства. До тех пор, пока деятельность администрации осуществляется в интересах общества, администрация составляет часть общества. Она необходима, и ее деятельность относится к существенно важной сфере. Если же государственный аппарат претендует на роль хозяина общества и требует для себя независимых полномочий, тогда он превращается в злейшего врага общества и с ним следует обращаться соответствующим образом.

 Очевидно, что сложный современный социальный организм не мог бы существовать без административного аппарата. Не менее очевидно и то, что нелегко устранить стремление административного аппарата к превращению в «государственный аппарат». Для социологов и социальных психологов здесь заключена огромная область исследований. После ликвидации авторитарного государства необходимо принять меры по предотвращению возможности повторного превращения административных функций в независимые силы. Тем не менее, поскольку авторитарная независимость проистекает непосредственно из неспособности трудящихся масс самостоятельно регулировать, контролировать и вести свои дела, проблему авторитарного государства невозможно рассматривать и решать независимо от структуры личности и наоборот.

 Это приводит нас непосредственно к проблеме так называемого «государственного капитализма», которая не была известна в XIX столетии и стала приобретать зримые очертания лишь после первой мировой войны (1914—1918 гг.).

[««]   Вильгельм Райх "Психология масс и фашизм"   [»»]

Главная страница