Главная страница | E-mail

Противоречие брачной ситуации

 Противоречие брачной ситуации вытекает из противоре­чия между сексуальными и экономическими интересами в браке. С точки зрения экономических интересов, выдвига­ются очень последовательные и логичные требования. Важ­нейшим среди этих требований является самое радикальное подавление сексуальных потребностей, прежде всего у жен­щины. Ведь невероятно, а с точки зрения сексуальной эко­номики, и невозможно, чтобы полностью здоровый в сексу­альном отношении человек подчинился условиям брачной морали — только один партнер и на всю жизнь. Поэтому мораль требует, чтобы женщина, а если возможно, то и мужчина не жили половой жизнью до вступления в брак. В последнем случае, правда, закрываются оба глаза. Считается, что не чувственная сексуальность, а ребенок составляет сущность брака (это верно в применении к экономической стороне брака, но не к длительным сексуальным отношени­ям). Супруги не имеют права, состоя в браке, вступать в половые связи с другими людьми. Верно, что эти требования необходимы для сохранения длительного брака. Но это те же требования, которые подрывают брак, обрекают его на ги­бель уже в момент заключения.

 Требование пожизненного сексуального сообщества с самого начала скрывает в себе бунт против принуждения, который, будучи осознанным или неосознанным, оказыва­ется тем более ожесточенным, чем более живы и активны половые потребности. Женщина оставалась до свадьбы це­ломудренной, она неопытна в сексуальном отношении и, чтобы быть в состоянии сохранить верность, должна вытес­нять свои сексуальные потребности. Наступает момент, ког­да женщина находится как бы под воздействием анестезии, она остается холодной, не может ни возбудить мужчину, ни удовлетворить его, коль скоро миновала новизна пережива­ния. И интерес здорового мужчины снижается уже очень скоро. Мужчина начинает искать других женщин, которые могут дать ему больше — так и появляется первая трещина в отношениях.

 В соответствии с господствующими моральными норма­ми мужчина также не должен осмеливаться на слишком большие "прыжки в сторону". Он тоже должен, особенно если женился, вытеснять значительную часть своих сексу­альных интересов. Хотя это и хорошо с точки зрения проч­ности брака, но плохо, если говорить о качестве сексуальных отношений, так как следствием вытеснения является нару­шение потенции или нанесение ей травматического ущерба. Когда женщина намеревается пробудить свою сексуальность, то уже вскоре ее постигает разочарование, если она доста­точно осведомлена о происходящем и ищет нового партнера. Она может даже заболеть от застоя сексуальных пережива­ний, от неудовлетворенности, что проявляется в форме ка­кого-нибудь невроза.

 В обоих случаях брак подрывается действием одного и того же мотива, который должен был бы обеспечить его прочность, а именно: воспитанием для супружеской жизни, отрицающим сексуальность.

 К сказанному прибавляется и то обстоятельство, что все возрастающая экономическая независимость женщины по­могает устранению сексуальных препятствий. Она больше не привязана к дому и детям, а знакомится с другими мужчи­нами. Включенность в экономический процесс учит женщи­ну размышлять о вещах, находившихся прежде вне ее круго­зора.

 Браки могли бы складываться хорошо, по крайней мере на протяжении некоторого времени, при наличии сексуаль­ного совпадения и удовлетворения. Предпосылкой этого должно было быть воспитание, направленное на формиро­вание положительного отношения к сексуальности, сексу­альная опытность до брака, преодоление господствующей общественной морали. А то обстоятельство, что брак иногда складывается удачно, является одновременно и его могильщи­ком, ведь если сексуальности сказано "да", если преодолен взгляд на проблемы пола, сформированный под воздействием моральных принципов, то больше нет внутренних аргументов против связей с другими партнерами (кроме соблюдаемой определенное время, но, конечно же, не пожизненной вер­ности, обусловленной удовлетворенностью). Идеология брака гибнет, брак больше не является браком, оставаясь формой длительных сексуальных отношений, которые именно бла­годаря устраненному подавлению генитальных желаний ока­зываются при нормальном взаимопонимании гораздо более счастливыми, чем когда-либо мог быть таковым строго мо­ногамный брак. Таким образом, способом лечения несчаст­ного брака является, вопреки утверждениям защитников брачных уз и буржуазному закону, супружеская неверность.

 Грубер пишет:

 "Конечно, в каждом браке наступают времена — пусть даже речь идет всего лишь о мгновениях — очень дурного расположения духа, когда привязанность друг к другу вос­принимается как гнетущее бремя. Легче всего справляются с этими досадными нарушениями те супруги, которые цело­мудренными вступили в брак и остались верны друг другу".

 Конечно же, он прав: чем более целомудренными всту­пают люди в брак, тем более они верны друг другу в браке. Эта верность обязана своей прочностью засыханию сексу­альности в результате добрачного воздержания.

 Следовательно, безрезультативность брачной реформы объясняется противоречием между идеологией принудитель­ного брака, из которой исходят констатация бедственного состояния брака и стремление к реформе, и тем, что форма брака, подлежащая реформированию, является специфиче­ской составной частью общественного строя, в котором она вполне логично находит свои экономические корни. Выше мы пытались показать, что основные элементы бедственного положения сексуальной сферы выводятся из противоречия между естественным половым влечением и идеологическим постулатом: "Внебрачный аскетизм —длительный моногамный брак". Даже сторонник сексуальной реформы конста­тирует, например, что большая часть браков находится в жалком состоянии из-за неполноты сексуального удовлетво­рения — мужчины неумелы, женщины холодны.

 Он предлагает, подобно Ван де Вельде, эротизацию бра­ка, хочет обучить супругов сексуальной технике и ожидает от этого соответствующего улучшения их отношений. Его основная идея верна, ибо брак, покоящийся на эротической основе, приносящей удовлетворение, действительно лучше неэротического.

 При этом, однако, сторонник сексуальной реформы упу­скает из виду все предпосылки эротизации длительных сек­суальных отношений. Одной из таких предпосылок была бы сексуальная опытность женщины, вообще положительное отношение к сексуальности. Но ведь конечный результат, которым определяется характер полового воспитания совре­менного общества, известен — это целомудрие девушки и принудительная верность женщины. Обе эти установки де­лают необходимым вытеснение сексуальности женщиной, практикуемое в больших масштабах, а то и превращающееся в некий абсолют. Самая верная, самая лучшая супруга — это женщина, непритязательная в половом отношении, не осо­бенно самостоятельная, отрицающая сексуальность или только терпящая контакты, окрашенные эротикой. Это по­ловое воспитание вполне последовательно, если рассматривать его с точки зрения пожизненного моногамного брака, а требо­вание эротизации противоречит идеологии брака. Оно форми­ровало бы положительное отношение к сексуальности, дела­ло бы женщину более самостоятельной, то есть было бы в принципе враждебно браку.

 Это верно понял базельский профессор Хеберлин, заяв­ляющий в своей книге "О браке", что, хотя подлинным мотивом брака и является половая любовь, без которой "брак в полном смысле слова невозможен, она, с другой стороны, создает в браке опасный и непредсказуемый элемент, и как раз ее присутствие и превращает брачное сообщество на длительную перспективу в весьма проблематичное дело". Он приходит к выводу: "Брак как жизненное сообщество следует осуществлять вопреки связанной с ним любви". Это значит, что мужчина заинтересован в моногамном принудительном браке и может не считаться с сексуальными интересами.

 Поэтому любое облегчение юридических формально­стей, регулирующих бракоразводную процедуру, не имеет значения для масс. Параграф о расторжении брака означает лишь принципиальную готовность допустить развод. Но имеется ли готовность создать все экономические предпо­сылки, необходимые для женщины, чтобы она в действи­тельности могла осуществить развод? Одна из таких предпо­сылок заключалась бы, например, в том, чтобы последствием рационализации производства становилась не безработица, а сокращение рабочего времени и повышение заработной платы. Экономическая зависимость женщины от мужчины, ее меньшая и ниже оцениваемая степень участия в процессе производства превращают брак для нее в своего рода инсти­тут защиты, даже если она как раз в условиях этих "произ­водственных отношений" подвергается двойной эксплуата­ции. Женщина является, как известно, не только объектом сексуальных притязаний со стороны мужчины и детородной машиной для государства. Ее неоплаченный труд в домаш­нем хозяйстве косвенным образом повышает норму прибы­ли, извлекаемой предпринимателем. Ведь мужчина может производить прибавочную стоимость за обычную низкую почасовую плату только при том условии, что дома он получит определенный объем неоплаченного труда. Если бы на предпринимателе лежала забота о домашнем хозяйстве рабочего, то ему пришлось бы оплачивать рабочему эконом­ку или поставить его в такое экономическое положение, которое позволило бы рабочему самому платить за такие услуги. Супруга же делает эту работу бесплатно. Если и она работает на фабрике, то ей приходится работать по нескольку неоплаченных сверхурочных часов, чтобы поддерживать дом в порядке. Если же она этого не делает, страдает прочность семьи, и брак перестает быть буржуазным браком.

 К экономическим трудностям добавляется еще и тот факт, что женщины, большей частью, ориентированы только на половую жизнь в браке, на эту жизнь со всем ее сексуаль­ным убожеством, принуждением, эмоциональной бедно­стью, но и со свойственными этой жизни внешним покоем и привычными обязанностями, то есть с тем, что освобож­дает среднюю современную женщину от размышлений о ее сексуальности и от изнуряющей борьбы, которую вызывала бы внебрачная половая связь. Для сознания этой женщины имеет малое значение высокая цена, а именно: ее душевные страдания, которыми приходится платить за такое освобож­дение. Сознание сексуальности освободило бы женщину, возможно, от невроза, но не от сексуальных страданий, угрожающих ей сегодня.

 Противоречия института брака отражаются в противоре­чиях реформы брака а 1а Ван де Вельде. Реформа брака путем его эротизации внутренне противоречива. Предложение Линдсея о "свободном браке" также грешит не просто кон­статацией упадка брака и исследованием причин этого явле­ния, но попыткой спасти то, что разрушается, исходя из установки: "Брак — лучшая форма сексуальности". В трудах Линдсея также ясно прослеживается скачок от линии разви­тия, соответствующей фактам, к линии оценок с позиции принудительной морали. Он выступает, например, по мо­ральным соображениям против пробного брака, но защища­ет систему свободного брака, то есть "санкционированную законом" связь мужчины и женщины при "разрешенном законом контроле рождаемости".

 Если начать искать обоснование юридической санкции, то нельзя будет найти ничего, кроме представления о том, что половые отношения "следовало бы" признать в законном порядке. Таким образом, свободный брак отличался бы от настоящего только контролем рождаемости и легкой воз­можностью расторжения в отличие от ситуации, когда суп­руги имеют детей. Такое предложение идет, конечно, дальше всех возможных в консервативном обществе. Следует, одна­ко, ясно видеть, что оно увязано с общественными отноше­ниями, поэтому сексуальной экономике приходится отойти на задний план, уступив место вопросу экономического обеспечения женщины и детей. Она, следовательно, не мо­жет никак содействовать разрешению вопроса о браке.

 Факты же таковы: брачный конфликт становится нераз­решимым в рамках существующего строя, так как, с одной стороны, половое влечение перестает примиряться с навя­занной ему формой сексуальности, что порождает распад брачной морали, а с другой стороны, способ материального существования женщины и детей делает необходимым со­хранение формы брака, откуда и проистекают постоянные выступления в пользу нынешней формы сексуальных отно­шений, то есть в защиту брака. Данный конфликт представляет собой только продолжение другого, на более высоком уровне, который заключается в том, что в рамках авторитар­ного общественного строя развиваются способы производ­ства, основанные на принципах рабочей демократии, и брач­ная мораль изменяется в той мере, в какой возрастает мате­риальная самостоятельность женщин и коллективистские начала среди трудящейся молодежи. С другой стороны, сам сексуальный конфликт подготавливается сексуальными кри­зисами.

 Брак является специфической составной частью капита­листической экономической системы и поэтому сохраняет­ся, несмотря на все переживаемые им кризисы. Его распад и неразрешимое в этих экономических рамках противоречие с продолжающимся существованием этого института, обос­нованным экономическими причинами, представляют собой лишь признаки кризисного состояния нынешней формы бытия вообще. Брак устранится сам собой, погибнет от внутренней невозможности своего существования в тот мо­мент, когда иссякнет его материальная основа. Историческое событие — распад брака — произошло в Советском Союзе.

 Насколько обветшал институт брака в сексуально-эконо­мическом отношении, можно видеть на примере того, что после революции в России полностью и быстро распадались браки, особенно в более прогрессивных слоях населения, среди передовых рабочих и служащих: ведь латентный кри­зис брака всегда проявляется в эпохи общественных кризи­сов, приобретая форму распада брака. Могут сказать, что падение морали всегда происходит в бурные времена. Мы же хотим видеть факты в их общественной взаимосвязи и пере­стать рассматривать их согласно нормам морали. Распад принудительной морали указывает на то, что следствием социальной революции становится сексуальная.

 До тех пор, пока согласно принципам идеологии, суще­ствует нормирование половой жизни в рамках моногамного брака, она регулируется вовне, внутри же развивается анар­хически, что противоречит положениям сексуальной эконо­мики. Если идеологов брака больше нельзя убедить, демон­стрируя превозносимые и требуемые ими подлинные резуль­таты нормирования половой жизни — унижение любовных отношений, убожество брака, сексуальные бедствия молоде­жи и прочие "милые" вещи, то на них не подействует и аргумент о том, что жизненные потребности, определяемые законами природы, не нуждаются в таком покровительстве со стороны общества, пока общество не делает ничего, чтобы помешать удовлетворению.

 Смысл обобществления человека заключается в том, что­бы облегчить утоление голода и потребности в любви. В сфе­ре любви возможности почти всего человечества ограничи­ваются. Именно вмешательство классовых интересов в про­цесс удовлетворения основных инстинктов порождает анархию. Означает ли устранение нормирования половой жизни обществом применение на деле ее регулирования, основанного на естественных законах, то есть сексуально-экономического? Мы не можем ни бояться, ни надеяться, нам надо только изучать проблему, заключающуюся в том, не развивается ли общество в направлении улучшения как материальной, так и сексуальной экономики с помощью создания институтов, учитывающих потребности человека.

 Несомненно одно: повсеместно пробивающий себе до­рогу научный и рациональный способ рассмотрения жизни разрушит алтари любых божеств. Больше не будет охоты жертвовать здоровьем и жизнерадостностью в интересах аб­страктной идеи культуры, "объективного духа" или метафи­зической "нравственности". Но согласятся ли ученые, как это еще бывает в наше время, поддерживать своими "науч­ными" заключениями основанное на принципах принуди­тельной морали регулирование человеческой жизни?

 До 1918 г. говорили, что "социальная революция" была призвана реализовать научный взгляд на бытие. В России в 1917 г. совершилась "социальная революция". Попытаемся же понять, как она справилась с сексуальными проблемами, что ей при этом удалось и где она не смогла сделать того, что ожидало от нее человечество, страстно жаждавшее свободы.

[««]   Вильгельм Райх "Сексуальная революция"   [»»]

Главная страница