ХАРАКТЕРОАНАЛИЗ

Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков

Moej libimoj vene i sotrudnice d-ru Anni Rajh

ПРЕДИСЛОВИЕ

Характероаналитические исследования, которые я публикую в этой книге, привязаны к проблемам психоаналитической клиники, набросок которых я попытался сделать девять лет назад во введении к моей книге "Импульсивный характер" ["Der triebhafte Charakter"], не претендуя на то, чтобы хоть приблизительно на них там ответить. Знатока психоаналитической исследовательской работы не удивит, что между постановкой проблемы и частичным ее решением должно было пройти почти десятилетие. Когда я принял на лечение сразу несколько психопатов импульсивного типа в Венской психоаналитической клинике, тотчас возникли некоторые терапевтические проблемы, для преодоления которых понимания расщепленной структуры Я импульсивных пациентов мало-мальски хватало, но уже тогда можно было предположить, что генетически-динамическая теория характера, что, далее, строгое различение содержательной и формальной сторон сопротивлений, которые "личность" противопоставляет раскрытию вытесненного содержания, что, наконец, хорошо фундированное ознакомление с генетическим дифференцированием типов характеров могли бы иметь значение также и для теории, и для терапии неврозов характеров, вызванных сдерживанием влечений (triebgehemmten), неврозов, которые я в свое время противопоставлял импульсивным (triebhaften) неврозам.

Технико-терапевтическая сторона дела и динамико-экономическое понимание характера как целостной формации опираются главным образом на более чем достаточный опыт и на дискуссии на венском "Семинаре по психоаналитической терапии" при вышеназванном институте, каковым семинаром я в течение шести лет руководил при активной помощи ряда трудолюбивых юных коллег. Я должен просить также не ожидать здесь ни совершенства изложения затронутых проблем, ни полноты их решения. Мы и сегодня, как девять лет назад, еще далеки от развернутой, систематической психоаналитической характерологии. Я лишь надеюсь благодаря этому сочинению сократить значительную часть дистанции.

Технические разделы написаны зимой 1928/29 г. и в течение последующих четырех лет были дополнительно проверены. Мне не нужно было изменять в них ничего существенного. Теоретические разделы — это расширенная в отдельную главу III (II часть) и частично измененная перепечатка моих статей, появившихся в последние годы в "Международном журнале психоанализа".

По многим причинам, в том числе и связанным со временем, я не мог исполнить желание многих коллег и написать обстоятельную книгу об аналитической технике. В этой связи было важно представить и обосновать здесь технические принципы характероанализа. Ведь аналитической технике нельзя научиться из книг, потому что практика бесконечно сложнее и раскрывается только при подробном изучении различных случаев на семинарах и контрольных занятиях.

Тем не менее мы должны основательно обсудить одно важное возражение, которое напрашивается и которого в известном отношении можно ожидать, т. к. оно на первый взгляд подкупает, а главное — ставит под сомнение саму необходимость усилий и затрат, связанных

с такой публикацией. Это возражение звучит так: не означает ли в целом данная публикация безграничной, односторонней переоценки индивидуальной психотерапии и характерологии? В одном таком городе, как Берлин, имеются несколько миллионов невротичных, в своей психической структуре, работоспособности и способности к наслаждению подорванных людей; ежедневно и ежечасно семейное воспитание и социальные условия создают новые тысячи неврозов. Имеет ли смысл заполнять здесь двадцать печатных листов обсуждением индивидуальной аналитической техники, структурных соотношений, динамики характера и тому подобными, в наши времена уже так малоинтересными вещами? И это тем более, что я даже не могу похвалиться, что даю дельные наставления для массовой терапии неврозов, для краткого, надежного, быстродействующего лечения.

Я сам долгое время не мог не поддаваться сильному впечатлению от такого возражения. Наконец я должен был сказать себе, что подобная позиция близорука, а на длительный срок она даже скверного свойства, как и обычное сегодня исключительное ограничение на вопросы индивидуальной психотерапии. Можно считать типичной диалектической хитростью хода вещей, что именно понимание безнадежного с социальной точки зрения положения индивидуальной психотерапии, которое обусловлено массовым производством неврозов, происходящим в обществе, должно было бы привести к еще более основательному, еще более интенсивному занятию проблемами индивидуальной терапии. Я старался показать, что неврозы есть результат патриархально-семейного и подавляющего в сексуальном отношении воспитания, что, далее, серьезно можно принимать в расчет только профилактику неврозов, для практического осуществления которой в сегодняшней общественной системе полностью отсутствуют какие бы то ни было предпосылки, что только принципиальная замена общественных институтов и идеологий, которая зависит от исхода политической борьбы нашего столетия, будет создавать предпосылки для широкой профилактики неврозов. Ныне ясно также, что профилактика неврозов невозможна, если ее не подготовить теоретически, что поэтому изучение динамико-экономических отношений человеческих психических структур есть ее важнейшее предварительное условие. Какое же это имеет отношение к индивидуальной технике терапии? Чтобы изучать человеческие психические структуры способом, ответствующим профилактике неврозов, требуется усовершенствование нашей аналитической техники. В ходе изложения обнаружится, насколько существовавшие до сих пор технические знания не могут ответствовать задачам и целям такого рода. Итак, первым делом психотерапии, поскольку она желает готовиться к будущему решению задач профилактики неврозов, должно быть создание теории техники и терапии, которая исходит из динамико-экономических процессов в психических событиях. Мы нуждаемся прежде всего в терапевтах, которые знают, почему они могут изменять психические структуры или по каким причинам им это не удается. Если в каких-нибудь других отраслях медицины мы хотим побороть эпидемию, то все усилия мы прикладываем к тому, чтобы с помощью наилучшим образом разработанных методов исследовать и понять отдельные типичные случаи заболевания, чтобы на основе этого иметь возможность давать наставления социальным гигиенистам. Таким образом, мы концентрируемся на индивидуальной технике не потому, что чересчур высоко оцениваем индивидуальную терапию, а потому, что без хорошей техники мы не обретем понимания, в котором нуждаемся для широких целей структурного исследования.

К этому надо добавить дальнейшее рассуждение, которое образует общий фон последующих клинических исследований. Мы должны кратко набросать его здесь для ориентирования читателя. В противоположность другим отраслям медицинских наук мы имеем дело не с бактериями или опухолями, а с человеческими реакциями и психическими заболеваниями. Происходя от медицины, наша наука далеко переросла ее рамки. Если, согласно одному известному высказыванию, люди сами делают свою историю в зависимости от определенных экономических условий и предпосылок, если материалистическое понимание истории должно исходить из первой предпосылки социологии — природной и психической организации человека, то ясно, что наше исследование, в определенной части социологическое, приобретает решающее значение. Мы изучаем психические структуры, их динамику и экономику. От психической структуры зависит "важнейшая" производительная сила — производительная сила рабочей силы. Ни так называемый "субъективный фактор" истории, ни производительную силу рабочей силы нельзя понять без естественно-научной психологии. Предпосылка к ней — размежевание с теми психоаналитическими представлениями, которые культуру и историю человеческого общества объясняют из влечений, вместо того чтобы понять, что сначала общественные отношения должны были воздействовать на человеческие потребности и изменить их, прежде чем эти измененные влечения и потребности смогли начать действовать как исторические факторы. Известнейшие из сегодняшних характерологов пытаются понять мир как "ценность" и "характер", вместо того чтобы, наоборот, характер и полагание определенных ценностей выводить из общественного процесса.

В связи с вопросом о социологической функции формирования характера мы должны направить наше внимание на то известное, но в своих деталях еще мало рассмотренное обстоятельство, что определенным общественным порядкам сопутствуют определенные усредненные психические структуры людей или, выражаясь иначе, что каждый общественный порядок творит себе те характеры, в которых он нуждается для своего укрепления. В классовом обществе есть господствующий в данное время класс, который с помощью воспитания и института семьи охраняет свои позиции, делая свою идеологию господствующей идеологией всех членов общества. Так бывает не только вследствие внедрения идеологии во всех членов общества. Речь идет не о закрашивании установок и воззрений, а о глубоком процессе в каждом подрастающем поколении этого общества, о соответствующей общественному порядку переделке и формировании психических структур, и это во всех слоях населения. Естественно-научная психология и характероучение имеют, таким образом, четко очерченную задачу: они должны выяснить, установить средства и механизмы, с помощью которых общественное бытие людей перемещается в их психическую структуру и в идеологию. Поэтому общественное производство идеологий надо отличать от их воспроизводства в людях данного общества. Если исследование первого составляет задачу социологии и экономии, то выяснение последнего — задача психоанализа. Он должен исследовать воздействия и непосредственного материального бытия (питание, жилье, одежда, рабочий процесс), следовательно, того или иного образа жизни и порядка удовлетворения потребностей, а также так называемой общественной надстройки, т. е. морали, законов и институтов, на аппарат влечений; должен наивозможно полно определить бесконечно многие промежуточные звенья при перемещении "материального базиса" в "идеальную надстройку". Для социологии не может быть безразлично, достаточно ли хорошо психология выполняет это задание и в каком объеме, ибо хотя человек есть прежде всего объект своих потребностей и общественного порядка, который так или иначе упорядочивает удовлетворение потребностей, но одновременно с этим положением объекта воздействий он является также субъектом истории и общественного процесса, который он "сам делает", разумеется, не совсем так, как он хотел бы, но под воздействием определенных экономических и культурных предпосылок и условий, которые определяют содержание и результаты человеческих поступков. С тех пор как существует разделение общества на владельцев средств производства и владельцев рабочей силы как товара, каждый общественный порядок устраивается, определяясь первыми и минуя волю и головы последних, даже по большей части против их воли. Но так как этот порядок начинает формировать психические структуры всех членов общества, он воспроизводится в людях. И поскольку это происходит посредством изменения и использования аппарата влечений, управляемого либидинозными потребностями, он также аффективно закрепляется в них. Первым и важнейшим местом воспроизводства общественного порядка со времени установления частной собственности на средства производства служит патриархальная семья, которая создает в характере детей почву для дальнейших воздействий со стороны авторитарного порядка. Если семья представляет собой начальное место производства тех или иных структур характеров, то ознакомление с ролью сексуального воспитания в воспитательной системе в целом приводит к выводу, что в первую очередь либидинозные интересы и энергии являются тем, с чьей помощью происходит укрепление общественно-авторитарного порядка. Таким образом, структуры характеров некоторой эпохи или общественной системы не только отражают эту систему, но, что существеннее, представляют собой средство ее укрепления.

По поводу одного исследования относительно изменения сексуальной морали при переходе от матриархата к патриархату (ср. мою книгу "Взлом сексуальной морали" ["Der Einbruch der Sexualmoral"] можно было бы показать, что это укрепление посредством приспособления структур характеров к новому общественному порядку составляет консервативную сущность так называемой "традиции".

В этом характерном закреплении общественного порядка находит свое объяснение терпение угнетенных слоев населения по отношению к господству верхнего слоя общества, который распоряжается средствами власти, терпение, которое порой способно вырасти до потакания авторитарному подавлению собственного интереса. В области подавления половой жизни это проявляется гораздо отчетливее, чем в области удовлетворения материальных и культурных потребностей. Но все же как раз на либидинозном формировании психических структур можно показать, что одновременно с укреплением общественного порядка, который полностью или отчасти парализует удовлетворение потребности, подготавливаются психические предпосылки, которые подрывают это характерное закрепление. Со временем возникает, в постоянной связи с развитием общественного процесса, все большее расхождение между навязанным отказом от удовлетворения потребности и усиливающимся напряжением, вызванным потребностью, расхождение, которое разлагающе воздействует на "традицию" и образует психологическое ядро для подготовки взглядов, которые это закрепление подрывают.

Консервативному элементу характерных структур людей нашего общества не может быть дано совпасть с инстанцией, которую мы называем "Сверх-Я". Моральные инстанции в персоне возникают вследствие определенных запретов со стороны общества, а обязанности его первых представителей в жизни человека исполняют его родители, но уже первые изменения в Я и во влечениях, которые имеют место по поводу самых ранних отказов и идентификаций, происходят гораздо раньше того, как это приведет к установлению Сверх-Я, в конечном счете определены экономической структурой общества и представляют собой первые проявления воспроизводства и закрепления общественной системы, точно так же, как они уже начинают развертывать первые противоречия. Если ребенок обнаруживает анальный характер, то одновременно с ним проявляет непременно сопровождающее его упрямство. Сверх-Я получает свое особое значение для этого закрепления вследствие того, что оно группируется в ядре вокруг детских инцестуальных генитальных притязаний, вследствие того, что здесь связаны лучшие энергии, и отсюда формирование характера обретает свое подлинное назначение.

Зависимость формирования характера от историко-экономической ситуации, в которой оно происходит, особенно ясно проявляется в изменениях, которые обнаруживают члены примитивных обществ, как только они попадают под чужое хозяйственное или культурное влияние, или когда они из собственного социального порядка начинают развивать новый. Из сообщений этнографа Малиновского следует, что характерное отличие людей какой-либо местности относительно быстро изменяется, если социальные структуры становятся другими. Он нашел, например, людей на Амфлетских островах (южная часть Индийского океана) недоверчивыми, пугливыми, недоброжелательными по сравнению с недалеко проживающими тробрионцами; последних же, напротив, — простыми, прямыми, открытыми. Первые уже живут в патриархальном общественном порядке со строгой семейной и сексуальной моралью, последние, напротив, еще в значительной степени наслаждаются свободами матриархата. Зги фактические данные подтверждают полученную из опыта аналитической клиники и в другом месте развитую точку зрения[1], что социальные и экономические структуры общества сказываются на формировании характера его членов не непосредственно, а очень сложным окольным путем: социально-экономическая структура общества обусловливает определенные семейные формы, однако эти семейные формы не только предполагают определенные формы половой жизни, но и производят таковые, ибо они оказывают влияние на влечения детей и молодежи, из чего получаются и измененное поведение, и измененные способы реагирования. Исходя отсюда, мы можем расширить наше более раннее суждение о воспроизводстве характеров и закреплении общественной системы и сказать: характерная структура есть застывший социологический процесс определенной эпохи. Идеологии общества могут стать материальной силой только при условии, если они фактически изменяют характерные структуры людей. Характерное структурное исследование имеет, таким образом, не только клинический интерес. Оно может нам дать нечто существенное, если мы обратимся к вопросу, почему в идеологии перевороты происходят гораздо медленнее, чем в социально-экономическом базисе, т. е. почему обычно человек так легко и часто так далеко отстоит от того, что он создает и что, собственно, должно было бы и могло бы вместе с собой изменять его. К классовым препятствиям для участия в пользовании культурой добавляется еще одно: характерные структуры приобретаются в раннем детстве и сохраняются, не испытывая больших изменений. Однако социально-экономическая ситуация, которая в свое время легла в их основу, быстро изменяется с прогрессом производительных сил и выдвигает позднее другие требования, делает необходимыми другие виды приспособления. Она тоже непременно создает новые манеры поведения и новые способы реагирования, которые перекрывают и пронизывают старое, ранее приобретенное своеобразие, не исключая его. Эти обе особенности, соответствующие разным, по времени разделенным между собой социологическим ситуациям, вступают теперь в противоречие друг с другом.

Один пример для иллюстрации. Женщина, воспитанная в семье на рубеже 1900 г., проявляла манеру реагирования, соответствующую социально-экономической ситуации 1900 г.; но в 1925 г. вследствие хозяйственного процесса разложения капитализма семейные отношения так изменились, что она испытывала тяжелейшие противоречия, несмотря на частичное приспособление в поверхностных слоях своей личности. Ее характер требовал, например, строго моногамной половой жизни, но моногамия тем временем и в общественном, и в идеологическом плане разложилась, женщина не могла ее теперь интеллектуально требовать ни от себя, ни от своего супруга, однако структурно она не выросла до новых отношений и требований своего интеллекта.

Подобные же вопросы возникают у людей в Советском Союзе, которых преследуют трудности, вызванные преобразованием единоличного крестьянского хозяйства в коллективное ведение земельного хозяйства. Советское хозяйство борется не только с хозяйственными трудностями, но и с психической структурой русских крестьян, приобретенной во времена царизма и единоличного хозяйствования. Какую роль при этих трудностях играет смена семьи коллективом и прежде всего перестройка половой жизни, можно в самых грубых чертах понять из литературы. Старые структуры не только отстают, они непрестанно противятся новому. Если бы старые идеологии, или образы мыслей, которые соответствовали более ранней социологической ситуации, не были бы закреплены в структуре влечений или, иначе, в структуре характера как хронические и автоматические способы реагирования, да к тому же еще с помощью либидинозной энергии, то люди могли бы гораздо быстрее и легче приспосабливаться к экономическим переворотам. Не надо подробно доказывать, что точные сведения о механизмах, посредничающих между экономической ситуацией, жизнью влечений, формированием характера и идеологией, сделали бы возможным ряд практических мероприятий, прежде всего в области воспитания и, может быть, даже касающихся способов влияния на массы.

Это все ждет разработки. Но психоаналитическая наука не может требовать быть признанной практически и теоретически в общественном масштабе, если не она сама овладевает теми областями, которые к ней относятся, и где она может доказать, что впредь не хочет стоять вне великих исторических событий нашего столетия. Пока исследование характерологии еще должно оставаться в клинической стадии. Может быть, исследования 2-й части этой книги сами обнаружат, где надо искать переходы к широким социологическим вопросам. В другом месте уже сделана попытка на некоторой дистанции проследить за ними. Они ведут в неожиданные области, куда мы в этом сочинении не вступаем.

Берлин, в январе 1933 г.

Вильгельм Райх